Книга Я хотел убить небо - Жиль Пари

И он вручил мне совсем маленький шоколадный торт в форме сердечка, и я его немедленно проглотил.

– А почему никому нельзя говорить? – спросил я, облизывая губы.

– Потом узнаешь. Ну всё, меня ждут жена и дети, до понедельника, Кабачок!

И повар Фердинан уехал на своём фургончике, а я стоял и думал, зачем он, интересно, наврал.

Ведь все знают, что у Фердинана нет ни жены, ни детей – кроме нас, конечно.

А потом все мои товарищи набились в автобус, и я с завистью смотрел, как они уезжают. Скелеты – это, наверное, круто, это тебе не обычная поездка в гости к Реймону, хотя я, понятное дело, был очень рад, что снова увижусь с ним и Виктором. Странно было, что и все питатели тоже забрались в автобус, даже Рози, которая обычно по субботам отдыхает у себя наверху. Обычно, когда мы едем в парк, лес или музей, нас сопровождает либо учитель, либо один из питателей. Остальные питатели остаются в этот день дома, чтобы «провести свинское утро с телевизором, гамбургерами и пивом», как как-то сказал мне бородатый Мишель.

– Вот именно что свинское! – фыркнула Рози, которая услышала наш разговор.

Жужуб после этого тоже потребовал себе «свинское утро», а когда мы его не разбудили и он проспал кучу прекрасных вещей, был страшно недоволен. Ничего, зато ему наверняка приснилось много всякой еды.

Я уже начинал думать, что полицейский забыл про нас с Камиллой, но тут наконец из-за деревьев показалась машина с голубым помпоном и с треском затормозила на галечной дорожке.

Мы в это время раскачивались на качелях и были во всём приюте практически одни, если не считать секретарши мадам Пампино, она смотрела на нас в окно и иногда кричала: «Дети, осторожно, не так высоко, вы сломаете себе ноги!», как будто мы специально для этого полезли на качели.

Вот не нашла она себе занятия получше, чем сидеть там в субботу и присматривать за нами одними?

Как будто бы без взрослых мы не продержались бы и часу: обязательно побежали бы дёргать перья из павлина, дразнить злого осла или швыряться мукой на кухне, пока нет Фердинана, а то и вовсе разожгли бы огонь и сели попой на раскалённую плиту.

– Простите, дети, – сказал Реймон.

– Мы едем на службу в церковь? – спросил я, соскакивая с качелей.

– Конечно, нет, малыш, с чего ты взял?

– Ну, ты так одет, как будто да.

– Ах, это… А что, мне разве не идёт?

– Очень идёт! – сказала Камилла и бросилась ему на шею. – Расскажем ему?

– Что расскажете?

– Ничего, малыш. Кстати, с днём рождения, дорогой Кабачок.

– А, вот про это нельзя было мне рассказывать?

Я чувствовал себя обманутым – как будто надеялся, что мне привезут целый воз подарков.

Мы ехали вдоль реки, и я спросил:

– А Виктор почему не приехал?

– Он остался с бабушкой.

– С глухой дамой, которой нужно кричать в самое ухо? – крикнул я в самое ухо Реймону.

– Осторожно, малыш, я веду машину.

– Ладно, больше ничего не буду говорить.

И я надулся.

– Что-то тебя совсем не слышно, – сказал Реймон.

– Конечно, не слышно, он ведь дуется. – Камилла пощекотала меня, и я засмеялся.

Перед самым домом Реймона Камилла велела мне закрыть глаза.

– Зачем? – спросил я.

И закрыл глаза.

Как я мог не послушаться Камиллу?

– Увидишь! Я сейчас завяжу тебе глаза шарфиком, вот так. Ты возьмёшь меня за руку, и я буду говорить тебе, куда идти, чтобы не упасть.

Я вышел из машины, Камилла держала меня за руку.

– Стоп! Осторожно, тут ступеньки.

Я высоко поднимал ноги, чтобы подняться по лестнице, вошёл в дом и медленно двинулся через прихожую в сад, и ангел Камилла всё время была рядом и не отпускала моей руки. И всё-таки я наткнулся на какой-то стул или стол.

– Ай!

– Я же не говорила тебе идти налево. Ты идёшь не в ту сторону!

– Я же не каждый день хожу с завязанными глазами, а где Реймон?

Чем дальше я шёл, тем отчётливее были слышны впереди шёпот и хихиканье.

– Почти пришли. Ещё один шаг… Стоп! Ну вот, можешь снимать повязку.

И вот я открыл глаза и сразу же снова их зажмурил.

Я стоял совершенно огорошенный и не знал, что со мной происходит, и по щекам у меня катились слёзы.

Камилла отпустила мою руку, и я остался один на один со своим подарком, самым прекрасным подарком за всю мою жизнь.

Я не буду сразу на него набрасываться, я позволю себе насладиться этим моментом.

Я сжал кулаки и вытер слёзы, и я стоял, и смотрел, и смотрел на всех, и они тогда запели: «С днём рожденья, Кабачо-ок!»

Там были все-все.

И повар Фердинан.

И судья с мадам Пампино.

И все мои товарищи, и все питатели, которые не поехали смотреть ни на какие скелеты.

И месье Поль с мадам Колетт.

И медсестра Ивонна с шофёром Жераром.

И Виктор, который держал за руку Камиллу.

И Реймон, который спрятался за торт и думал, что я этого не заметил.

Это самое огромное шоколадное сердце на свете, и мне не терпится на него наброситься.

Но это ещё не всё.

Целая гора свёртков с цветными ленточками и воздушные шары.

А ещё в инвалидном кресле в центре моей большой семьи сидела крошечная старушка с голубыми улыбающимися глазами, мы с ней не знакомы, но я сразу догадался, что это бабушка Виктора, и не знаю, в чём было дело – в этих её голубых глазах или в руках, которые она протянула, чтобы меня обнять, но я укрылся в этих протянутых руках, поцеловал её в щёку и почувствовал, что руки обхватили меня, и воздушные шары взмыли вверх, и мне показалось, что если эта бабушка расцепит сейчас свои объятья, то и я тоже оторвусь от земли и полечу вслед за шариками в вышину.

* * *

Очень старые люди – это те же дети, им только больше лет, и зубы они по вечерам вынимают изо рта и кладут в стакан с водой.

Они такие же непослушные, как и мы, и так же плохо едят.

А ещё Симон говорит, что возраст – это как резинка, и дети со стариками тянут её каждый в свою сторону, но в итоге она разрывается и ударяет в лицо всегда стариков, и после этого они умирают.

Бабушку с голубыми глазами зовут Антуанетта, и Виктору очень с ней повезло.

Когда я был маленьким, моя бабушка уже была на небе, вязала там свитера ангелам.

Я видел её только на фотографии.