Книга Солнце - крутой бог - Юн Эво

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: Ты опять пришел?

АДАМ: Да. (Голос слегка дрожит.) Пришел. (Выражение лица у него становится глупым. Он некрасиво жует нижнюю губу.)

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: Не хорохорься. (Вытирает столик, подождав, чтобы он убрал свои бумаги.) Сегодня ты, кажется, спас свои бумаги?

АДАМ: Да. (По его лицу видно, что он хочет что-то сказать. Мнется.)Э-э-э… (Кашляет.)

(В кафе входит Торговец.)

ТОРГОВЕЦ: (Держит три черных обычных шариковых ручки. На груди V него карточка с именем и фотографией.) Может, поддержишь художников, которые работают, держа кисть во рту или пальцами ног? А? (Показывает Адаму ручки, хотя тот смотрит в другую сторону.)

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: (Ставит перед Адамом новую чистую пепельницу.) Все в порядке?

АДАМ: Да. (Постепенно краснеет. Смотрит на часы, как будто куда-то опаздывает.) Ээ-э-э. (Снова кашляет.)

ТОРГОВЕЦ: (Думает, что кашель Адама означает, что тот хочет купить ручки. Продолжает с надеждой.) Всего двадцать крон.

(Музыка меняется. Теперь исполняется «В пещере Доврского Деда» Эдварда Грига.)

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: Мы еще поговорим. (Выпрямляется, оборачивается и чуть не сталкивается с Торговцем. Отходит в сторону и начинает убирать соседний столик.)

АДАМ: Ээээ-эээмм. (Громко кашляет, делая рукой знак, что ему ничего не нужно.)

ТОРГОВЕЦ: (Не понимая) Хочешь сказать, что возьмешь пять штук?

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: (Снова поворачивается к Адаму и улыбается.) У тебя что, насморк?

АДАМ: (Маленькой Буре) Нет. (Мигая, с мольбой смотрит на нее. Торговцу.) Не мог бы ты убраться отсюда?

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: Да ладно тебе, не кипятись. (Отворачивается и делает два шага к соседнему столику.)

ТОРГОВЕЦ: Я думал… (С отчаяньем оглядывается по сторонам.)

АДАМ: Забудь и отстань! (Поджимает губы.)

ТОРГОВЕЦ: Но… (Чуть не плачет.)

АДАМ: О'кей! Дай мне две штуки и исчезни! (Бросает на стол бумажку в пятьдесят крон.)

ТОРГОВЕЦ: Нехило! (Хватает деньги.) Если тебе потом понадобятся еще…

АДАМ: (Показывает пальцем на дверь кафе.)

ТОРГОВЕЦ: (Робко идет к двери.)

АДАМ: Послушай, ты… с пепельницами, я хотел тебе сказать (Опускает глаза. Выглядит так, будто читает что-то, написанное у него на руке. Кто-то меняет кассету, и на все помещение звучит грустная мелодия Альфа Прёйсена о парне, которому во всем не везло.)

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: (Поворачивается к Адаму.) Что ты еще хотел сказать?

АДАМ: Я хотел… (Умоляюще смотрит ей в глаза.)

МАЛЕНЬАЯ БУРЯ: Что? (Неуверенно. Слегка отступает, как будто боится его.)

АДАМ: (Напряженно.) Иногда человек вынужден делать то, чего он больше всего боится. (Публика чувствует, что он заранее приготовил эту фразу.)

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: (Кивает. Оглядывается по сторонам, чтобы проверить, где в эту минуту находятся ее коллеги. Видно, что она всерьез напугана этим странным парнем, который пытается, ей что-то сказать.)

АДАМ: Мне сейчас по-настоящему страшно… (Слова слетают у него с языка, и мы видим, что он не притворяется.)

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: Мне тоже… (Что-то бормочет и отступает еще на несколько шагов.)

АДАМ: Давай вечером куда-нибудь сходим? Сделаем вид… будто у нас назначено свидание? Ну, вроде… назначим date? Я имею в виду настоящее свидание… Короче, я пытаюсь спросить тебя, согласишься ли ты встретиться со мной сегодня вечером? После работы? (Он краснеет так, что исчезает весь его загар. Краснота расползается по шее, стекает на плечи.)

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: Что? (Берет себя в руки. Она больше не боится Адама и не смущается. Смотрит на него так, как будто его предложение не лезет ни в какие ворота.)

АДАМ: (Ему трудно заговорить и снова повторить свой вопрос. Но после короткого молчания он все-таки продолжает) Мне так хочется куда-нибудь сходить с тобой! Я не знаю, как тебя зовут, где ты живешь и кто ты. Но я видел тебя несколько раз и мне очень хочется куда-нибудь сходить с тобой. О'кей? (Теперь уже звучит не Прёйсен, а Пятая симфония Бетховена. По всему кафе и на улице слышно победоносное бам-бам-бам…)

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: Нет. (Она произносит это спокойно и просто. В ее словах нет ни резкости, ни грубости.)

АДАМ: Что? (По его лицу видно, что он ожидал другого ответа.)

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: (Так же спокойно.) Sorry, но нет.

АДАМ: Не хочу быть навязчивым, но объясни, почему?

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: (Говорит, как нечто само собой разумеющееся. Как будто это и так ясно.) Вот подрастешь…

АДАМ: (Не в силах скрыть, что он сердится.) Я? Да мне семнадцать лет!

МАЛЕНЬКЯ БУРЯ: (С недоверием.) Хочешь сказать, что тебе столько же, сколько мне? Ха!

АДАМ: Но это правда! (Хмурит брови, напрягается, но тут же улыбается до ушей.) Все равно мы могли бы с тобой встретиться!

МАЛЕНЬКАЯ БУРЯ: Sorry. Мне надо убирать столики.

АДАМ: (Сидит, подперев голову руками. Смотрит на часы. 13:29. Он больше не слышит музыки, льющейся из магнитолы. Точка. Финал. Аплодисменты!)

Вот и все. Такой вот денек. Должен признаться, что многое из написанного выше — чистая ложь. Например, все эта история с торговцем — чистая выдумка. Музыку я вообще не помню. Но мне хотелось сделать эти три роковые минуты немного повеселее. Потому что сам по себе разговор достаточно трагичен. Во всяком случае, таким он мне запомнился.

Я осмелился сделать то, чего больше всего боялся.

Но из этого ничего не вышло.

Ладно, теперь тот день — чистая страница.

Не хочу ничего помнить.

И не помню.

И чтобы закруглиться, скажу так: остаток дня Маленькая Буря, должно быть, ходит и думает: откуда взялся этот чудак? Потом она расскажет обо мне своим товаркам, они посмеются. И кто-нибудь скажет, что мир полон таких идиотов.

— Мужчины! — скажет на это Маленькая Буря. — Жить без них невозможно. Но и говорить с ними тоже нельзя.

А я, очевидно, остаток дня буду бродить по городу, собирать себя по частям, раздумывая, какая часть подойдет, а какую можно выкинуть как хлам. И приду к выводу, что от меня остались только негодные детали.

Если бы торговец существовал на самом деле, его остаток дня выглядел бы примерно так: он бы посмеивался и думал, что ручки, которые он спер в книжном магазине на Сторгата, а потом впарил молодому человеку в кафе, едва ли тому пригодятся. Потому что писать ими вообще нельзя. Торговец зайдет еще в несколько кафе и за полчаса продаст ручек больше чем на две сотни. И поскольку эту историю вам рассказываю я, Братья & Сестры, я решил отомстить за эти три несчастные минуты разговора и позволю торговцу угодить под ржавый «фиат» и погибнуть на месте. Ни одна живая душа не пожалеет о нем, и все происшествие займет семь строчек внизу на странице «Афтенпостен». Примерно так я себе это сейчас представляю: семь строчек в газете. Семь строчек, которые никто не станет читать. Маленькая заметка о незначительном парне, о котором забудут раньше, чем ты дочитаешь эту страницу.