Книга Политика - Адам Терлвелл

Поймите меня правильно.

В этой книге любят по-настоящему лишь Папа и Нана. Запомните это. Название этой главы и правильное, и неправильное. Если вы считаете, что любовь всегда подразумевает секс, то оно неправильное. Но если бывает чистая, идеальная любовь, то оно правильное.

3

В Венеции эти двое выбрались из покачивающегося на воде катерка-такси у Арсенала и прошли по причалу до отеля “Бучинторо”. Нана выбрала отель на веб-сайте журнала “Тайм-Аут”. Он был невелик, с охряным фасадом и видом на лагуну. В конце XIX века здесь останавливался художник Джеймс Макнил Уистлер. Умной Нане понравилось именно это.

Они зарегистрировались у стойки и поднялись в номер по ковру, покрытому красно-зеленым цветочным узором. Нана тут же села на кровать и стянула с себя сандалии, Папа встал силуэтом у окна. Счастливый, он оперся о раму. Нана встала и подошла к нему. Рядом с окном стоял большой вентилятор. Нана выключила его. Она стояла рядом с Папой, прислонившись головой к раме окна, симметрично дополняя Папин силуэт. Дешевый мозаичный пол из серых и черных осколков глазурованной плитки холодил босые ступни Наны. Она заметила следы кисти на раме окна, щетинки, оставшиеся под слоем краски. Они смотрели, как вода светлеет, потом темнеет, потом снова светлеет.

Это было прекрасно.

Венеция прекрасна. Она действительно прекрасна. Некоторые считают, что она чрезмерно красива, что бы это ни значило; другие говорят, что она совсем не красива, и что люди просто путают красоту со стариной. И те и другие ошибаются. Венеция прекрасна.

— Какая красота, — сказала Нана, — все так красииииво.

— А это что? — спросил Папа.

— Это — это Догана, — ответила Нана, — морская таможня.

— Ага, — сказал Папа, — и что, она красивая?

— Нет, — сказала Нана, — некрасивая. Ну, то есть нормальная. Нормальная, не некрасивая.

— А вон то что, вон там?

— Это церковь, Санта Мария делла Салюте.

— Красивая, — сказал Папа.

— Нет, — сказала Нана, — конечно же, нет.

— Почему? — спросил Папа.

— Просто некрасивая, — сказала Нана, — вот и все.

— Но почему? — спросил Папа.

— Пригласи меня в кафе “Флориан”, - сказала Нана, — и я расскажу тебе, что красиво, а что нет.

Потом она поцеловала его.

— Хочу горячего шоколаду, — добавила она. Спускаясь в фойе, они услышали за стеной звуки, безошибочно говорящие о том, что отдыхающая дама то ли достигла оргазма, то ли притворилась, что достигла оргазма.

Они не обратили на это никакого внимания.

4

Не бойтесь. Сейчас был единственный момент, когда в этой главе появился секс. В этой главе нет секса. Для Наны это самая счастливая глава.

Иногда мне кажется, что эта книга — нападка на секс. Иногда мне кажется, что она — сплошное ханжество. Может, так оно и есть. И если это так, то кое-кто может подумать, что это неправильно. Может быть, даже больше, чем кое-кто. Многие подумают, что ханжеству нет оправдания.

Но сам я так не считаю. Совсем нет.

5

Кафе “Флориан” находится на венецианской площади Святого Марка. Это очень старая кофейня. А это значит, что там все очень, очень дорого. Моше их цены точно бы расстроили. Фунта четыре за чашку кофе. Фунтов пять за горячий шоколад.

Нану с Папой цены не заботили. Они наслаждались отдыхом. Им нравился китчевый шарм кафе “Флориан”. Довольные, они сидели за миниатюрным семиугольным столиком. Слово “миниатюрный”, возможно, не слишком точно передает размеры этого столика. Столик был сделан в XVIII веке. Его создатели исходили из того, что человек ростом 5 футов 5 дюймов — просто гигант. Что-то мне это напоминает, думала Нана, с трудом умещая за столиком свои 6 футов росту. Что-то такое смутное, но что — не вспомнить.

Нана смотрела из окна на цветные купола собора Святого Марка. Собор Святого Марка — самое знаменитое архитектурное сооружение Венеции. Нана была счастлива. Она была счастлива, что может разглядывать собор Святого Марка, прихлебывая горячий шоколад в кофейне XVIII века. Ей нравилось путешествовать. Мне тоже нравится путешествовать.

— Мне так нравится собор, — сказала Нана. — Эти цвета нравятся. Эти формы.

Она долила густого шоколада из фарфорового кувшинчика, и его носик покрылся тонкими разводами, которые скатывались в плотные сгустки. Они были темнее напитка, почти черные.

— Как здорово, — сказала она.

Это же как доска для нард! подумала Нана, наконец вспомнив. Вот что напомнил ей столик — старую доску для нард.

Нана была счастлива. Нана ностальгировала.

Она смотрела на Папу и вспоминала, как в детстве просыпалась и сонно брела вниз по лестнице. Она слышала, как Папа разговаривает по телефону. Французские окна были распахнуты настежь. Она просыпалась рано утром, в гостиной было холодно, и Нана слышала отзвуки шума машин, оттуда, где в туманной дали начиналось шоссе М1.

Ей нравилось путешествовать. Путешествия приносили отдохновение. Путешествия были совсем как дом.

6

Вот, к примеру, одна из их венецианских бесед.

— Что это? — спросил Папа.

— Что? — спросила Нана.

— Вот это.

— Это восемнадцатый век.

— Правда?

— Ага. — сказала Нана. — Это архитектура восемнадцатого века.

— Откуда ты знаешь? — спросил Папа подозрительно.

— Потому что я, ну потому что, из-за кирпичей.

— Но кирпичей не видно.

— Видно.

— Не видно.

— Видно, — сказала Нана, — и видно, что они восемнадцатого века.

— А это что? — спросил Папа.

— Это, это Дворец дожей, — сказала Нана, — а вон то Мост Вздохов.

— Это не Мост Вздохов, — сказал Папа, — я видел Мост Вздохов на открытке, и это совсем не Мост Вздохов.

— Точно, — сказала Нана, — ты прав. Это не Мост Вздохов, это Понте деи Пуньи.

— Что?

— Понте деи Пуньи.

— Никогда о таком не слышал.

— Я о нем читала в путеводителе “Раф Гайд”.

— Архитектура, — сказал Папа, — ты же занимаешься историей архитектуры, ведь так?

— Точно, — сказала Нана, — ты же знаешь.

— Знаю, — сказал Папа, — просто поддразниваю.

Он не поддразнивал. Он и правда не мог вспомнить. А вот я поддразниваю — только погодите. Чуть позже вы поймете, отчего я это делаю.