Книга Скрипка - Энн Райс

– Интересно, что ты задумал? –прошептала я и, взглянув наверх, увидела ветви дуба, закрывавшие свет, –только это был другой свет. Этот свет лился из неукрашенных окон часовни напол, сквозь многочисленные переплеты; в некоторых еще уцелели старыестекла, тающий зыбкий свет, хотя с такого расстояния я не могла, конечно, этовидеть. Я просто знала, что это так, и думала об этом, рассматривая дом,рассматривая время, рассматривая все это, чтобы навсегда запомнить.

Значит, он собирается играть на скрипке длявсех? И я должна при этом присутствовать.

Я повернула налево и пошла прямо к воротам.Там стояла мисс Харди в окружении нескольких классических представительницСадового квартала. Вся их компания дружно приветствовала приходящих зрителей.

На улице то и дело останавливались такси. Яувидела знакомых полицейских, приглядывавших здесь за порядком: этот темный райстал слишком опасен по вечерам для стариков. Но сейчас они все пришли сюда,чтобы послушать скрипача.

Я вспомнила несколько имен, увидела несколькознакомых лиц. Были и те, кого я не знала, а некоторых просто не могла вспомнить.Толпа была большой, наверное с сотню человек: множество мужчин в светлыхшерстяных костюмах, почти все женщины в платьях южного стиля, если не считатьнескольких ультрасовременных молодых людей, носящих бесполую одежду, и стайкистудентов колледжа – во всяком случае, так они выглядели – вероятно, из местнойконсерватории, где я когда-то, в четырнадцатилетнем возрасте, безуспешнопыталась стать скрипачкой.

Надо же, как быстро распространяется слава.

Я пожала руку мисс Харди, поприветствовалаРене Фриман и Мэйтин Рагглз, а потом заглянула в часовню и увидела, что он ужетам – главный аттракцион сегодняшнего представления.

То самое, как сказала бы храбрая, не знавшаяжалости гувернантка Генри Джеймса о Квинте и мисс Джессел, то самое стоит впроходе перед алтарем, скромно прикрытым по случаю. И весь он такой чистенький,опрятно одетый, с блестящими волосами, расчесанными не хуже, чем у меня. Онснова заплел две маленькие косички и закрепил их на затылке, чтобы волосы неслишком падали на лицо.

Такой далекий и невозмутимый, разговаривает спубликой у меня на глазах.

Впервые… впервые с тех пор, как все этоначалось… я подумала, что, наверное, сойду с ума. Не хочу оставаться в здравомуме, не хочу все понимать, сознавать, жить. Не хочу. Вот он здесь, среди живых,словно он один из них, словно он такой же настоящий и живой. Разговаривает состудентами. Показывает им скрипку.

А мои умершие не вернулись! Не вернулись!Какое заклинание могло бы заставить Лили подняться? На ум приходит зловещийрассказ Киплинга «Обезьянья лапа», про три желания.[15] Нельзяжелать, чтобы мертвые возвращались, – нет, о таком не молятся.

Но он проник сквозь стены моей комнаты, послечего исчез. Я сама видела. Он призрак. Он мертвяк.

Взгляни лучше на живых людей или начни вопить.

Мэйтин пользовалась чудесными духами.Старейшая из подруг матери, дожившая до сегодняшнего дня. Она произносит слова,которые я с трудом понимаю. Сердце колотится в ушах.

– …Только дотронуться до такогоинструмента, настоящего Страдивари.

Я пожимаю ей руку. Наслаждаюсь запахом духов.Что-то очень старинное и простое, не очень дорогое, из тех времен, когда духипродавали в розовых флакончиках, а пудру в розовых коробочках в цветочек.

Голова гудела от неистового биения сердца. Япроизнесла несколько простых слов, настолько вежливых, насколько способнаособа, потерявшая память, после чего поспешно поднялась по мраморным ступеням,тем самым ступеням, которые всегда становились скользкими, если шел дождь, ивошла в ярко освещенную современную часовню.

Забудь подробности.

Я из тех, кто всегда садится в первый ряд. Чтоже я делаю теперь на скамье в последнем ряду?

Но я не нашла в себе сил подойти поближе. Ктому же часовня очень маленькая, и даже из дальнего угла на последнем ряду яотчетливо его видела.

Он отвесил поклон стоящей рядом женщине, своейсобеседнице, – какие слова произносят призраки в такие минуты? – ипротянул скрипку, чтобы ее могли рассмотреть юные девушки. Я разглядела темныйлак, стык на задней деке. Он показывал скрипку, не выпуская из рук ни ее, нисмычок, и он даже не поднял на меня взгляд, когда я откинулась на дубовуюспинку скамейки и принялась его рассматривать.

Ты здесь, среди живых, такой же реальный, какте, кто собрался послушать тебя.

Внезапно он поднял глаза, даже не приподнявголовы, и пригвоздил меня взглядом.

Между нами задвигались чьи-то фигуры.Маленькая часовня была забита почти до отказа. Позади стояли капельдинеры, но уних были стулья, которыми они могли воспользоваться, если бы захотели.

Огни были приглушены. Единственный хорошо направленныйлуч высвечивал его в пыльной тусклой дымке. Как чудесно он выглядел по такомуслучаю: прекрасно подобранный костюм, белая рубашка, вымытая голова, косички,убравшие пряди с лица, – все очень просто.

С места поднялась мисс Харди и произнесла нескольковступительных слов.

Он стоял спокойный, собранный, одетыйофициально и вне времени – такой сюртук мог быть сшит и двести лет назад, итолько вчера: длинный, слегка приталенный, и к рубашке он подобрал бледныйгалстук. Я не могла разобрать, какого цвета был галстук – фиолетовый или серый.

Выглядел он, несомненно, франтом.

– Ты безумна, – прошептала я самойсебе, едва шевеля губами. – Тебе понадобился высокородный призрак, как вроманах. Ты замечталась.

Мне хотелось закрыть лицо. Мне хотелось уйти.И в то же время никуда не уходить. Я хотела убежать и остаться. Я хотела покрайней мере достать из сумочки хоть что-то, бумажную салфетку, любую мелочь,чтобы хоть как-то притупить его чары, – это как закрыть глаза руками вовремя фильма и продолжать смотреть сквозь раздвинутые пальцы.

Но я не могла шевельнуться.

Он восхитительно держался, когда благодарилмисс Харди, а потом всех зрителей. Говорил хоть и с акцентом, но вполнепонятно. Именно этот голос я слышала в своей спальне – голос молодого человека.Выглядел он в два раза моложе меня.

Скрипач поднес инструмент к подбородку иподнял смычок.

Воздух всколыхнулся. Никто в зале непошевелился, не кашлянул, не зашелестел программкой.