Книга Первые шаги в жизни - Оноре де Бальзак

В течение трех лет певец «Мамаши Годишон» из соображений высшей политики держал мадемуазель Кабироль и ее мать в этой квартирке, откуда было рукой подать до театра; затем любовь к хореографии побудила его пригласить к своей подопечной Вестриса.[62]Зато в 1820-м он имел удовольствие присутствовать на дебюте Флорентины в мелодраме «Развалины Вавилона». Флорентине было тогда шестнадцать весен. Через некоторое время после ее дебюта папаша Кардо уже превратился для Флорентины в «старого скупердяя», но у него хватило такта понять, что танцовщице из театра Гетэ необходимо занимать приличное положение, он довел денежную помощь до пятисот франков и если и не превратился снова в ангела, то сделался по крайней мере «другом до гробовой доски», вторым отцом. Наступил серебряный век.

С 1820 по 1823 год Флорентина приобрела опытность, необходимую танцовщицам, имеющим лет двадцать от роду. Ее подружками были знаменитые Мариетта и Туллия, две примадонны из Оперы, Флорина и бедная Корали, столь рано похищенная смертью у искусства, у любви и у Камюзо. Так как доброму «дедушке Кардо» тоже прибавилось пять лет, он обрел ту почти отеческую снисходительность, какую проявляют старцы к молодым талантам, которые они вырастили и чьи успехи стали их успехами. Да и где стал бы шестидесятивосьмилетний старик искать новой привязанности, где нашел бы новую Флорентину, знающую малейшие его привычки, где стал бы со своими друзьями распевать «Мамашу Годишон»? Так Кардо очутился в полусупружеском ярме, имевшем над ним неодолимую власть. Наступил бронзовый век.

За пять лет золотого и серебряного века папаша Кардо скопил девяносто тысяч франков. Этот многоопытный старец предвидел, что, когда ему стукнет семьдесят, Флорентина станет совершеннолетней; она, быть может, будет дебютировать в Опере и уж, конечно, захочет жить с роскошью примадонны. За несколько дней до вечера, о котором идет речь, папаша Кардо истратил сорок пять тысяч франков, чтобы окружить Флорентину известным блеском, и снял для нее те самые апартаменты, где покойная Корали дарила счастьем Камюзо. В Париже есть дома и квартиры, и даже улицы, имеющие свое предназначение. Обзаведясь великолепным серебром, примадонна театра Гетэ давала роскошные обеды, тратила триста франков в месяц на туалеты, выезжала только в экипаже, нанимавшемся помесячно, держала горничную, кухарку и грума. Наконец она мечтала о дебюте в Опере. Тогда владелец «Золотого кокона» почтительно поднес своему бывшему хозяину самые восхитительные шелка, дабы угодить мадемуазель Кабироль, именуемой Флорентиной, так же как три года назад он исполнял прихоти Корали; но все это делалось тайком от дочери папаши Кардо, ибо и отец и зять были совершенно согласны в том, что в недрах семьи нужно соблюдать приличия. Г-жа Камюзо не подозревала ни о развлечениях мужа, ни об образе жизни отца. Роскошь, воцарившаяся на Вандомской улице у мадемуазель Флорентины, удовлетворила бы самых требовательных фигуранток. Кардо был здесь в течение семи лет хозяином, теперь же он чувствовал, что его увлекает за собой волна безграничных прихотей. Но, увы — несчастный старец был влюблен!.. Он думал, что Флорентина закроет ему глаза, и надеялся оставить ей сотню тысяч франков. Начался железный век.

Жорж Маре, красивый малый с тридцатью тысячами ливров дохода, ухаживал за Флорентиной. Каждая танцовщица уверяет, что и она любит такой же любовью, какою ее любит покровитель, что у нее есть друг сердца, сопровождающий ее на прогулках и устраивающий в честь нее шальные пикники. Хотя корысть тут не играет роли, все же любовная прихоть примадонны всегда чего-нибудь да стоит счастливому избраннику: обеды у рестораторов, ложи в театре, экипажи для прогулок по окрестностям Парижа, отменные вина, поглощаемые в изобилии, — ибо танцовщицы ведут такой же образ жизни, какой некогда вели атлеты. Жорж веселился, как обычно веселятся молодые люди, когда выйдут из-под суровой власти родителей и станут независимыми, а после смерти дяди, в результате которой его состояние почти удвоилось, изменились и его планы на будущее. Пока у него было только восемнадцать тысяч ливров дохода, оставленные ему родителями, он хотел стать нотариусом, но, — как сказал его кузен дерошским клеркам, — нужно быть дураком, чтобы начинать какую-нибудь карьеру, уже располагая таким капиталом, какой обычно сколачивают к концу этой карьеры. Итак, старший клерк отмечал таким завтраком первый день своей свободы и вместе с тем прием его кузена в контору. Фредерик, более благоразумный, чем Жорж, все же решил вступить на поприще прокуратуры. Не было ничего удивительного в том, что столь красивый и ловкий юноша, каким был Жорж, предполагает жениться на богатой креолке, а также в том, что маркиз де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос на старости лет, по словам Фредерика, предпочел жениться на красивой девушке, а не на знатной; поэтому клерки конторы Дероша, происходившие из семей бедняков и никогда не бывавшие в свете, разрядились в свое лучшее платье и горели нетерпением улицезреть мексиканскую маркизу.

— Какое счастье, — сказал, вставая утром, Оскар Годешалю, — что я сшил себе новый фрак, панталоны и жилет и купил сапоги и что моя дорогая матушка приготовила мне целое приданое по случаю моего повышения в должности! Из двенадцати сорочек, что она мне подарила, шесть с жабо, и все шесть превосходного полотна!.. Теперь мы покажем себя! Вот если бы кому-нибудь из нас отбить маркизу у этого Жоржа Маре!

— Подходящее занятие для клерка из конторы мэтра Дероша! — воскликнул Годешаль. — Ты, видно, так и не укротишь своего тщеславия, голубчик?

— Ах, сударь, — воскликнула г-жа Клапар, которая принесла сыну галстуки и услышала слова старшего клерка, — дай бог, чтобы мой Оскар следовал вашим добрым советам! Я ему то и дело твержу: бери пример с господина Годешаля, слушайся его!

— Он молодец, — отозвался старший клерк. — Однако достаточно малейшего промаха, вроде вчерашнего, чтобы уронить себя во мнении патрона. Патрон не допускает неудач: на первый раз он поручил вашему сыну истребовать приговор суда по делу о наследстве, из-за которого двое знатных господ, два брата, судятся друг с другом; ну, Оскар и остался в дураках… Патрон был в бешенстве. Мне кое-как удалось исправить эту глупость: я сегодня уже в шесть часов утра был у секретаря и добился от него обещания, что получу решение суда завтра в половине восьмого.

— Годешаль, — воскликнул Оскар, подходя к старшему клерку и пожимая ему руку, — вы истинный друг!

— Ах, сударь, — вмешалась г-жа Клапар, — какое счастье для матери знать, что у ее сына такой друг; вы можете рассчитывать на мою благодарность до гроба. Остерегайся, Оскар, этого Жоржа Маре, он уже послужил причиной первого в твоей жизни несчастья.

— Каким образом? — спросил Годешаль.

Слишком доверчивая мать подробно рассказала клерку о злоключении ее бедного Оскара в «кукушке» Пьеротена.

— Я уверен, что этот враль приготовил нам на сегодняшний вечер какую-нибудь проделку в таком же роде… — сказал Годешаль. — Я лично не пойду к этой графине де Лас-Флорентинас, сестра хочет обсудить со мной условия нового ангажемента, поэтому я расстанусь с вами после десерта; но ты, Оскар, будь начеку. Вас, может быть, втянут в игру, тогда конторе Дероша нельзя малодушно отступать. Вот тебе сто франков — играй за нас двоих, — сказал добрый малый, протягивая деньги Оскару, кошелек которого несомненно опустошили сапожник и портной. — Но будь осторожен, не играй больше, чем на сто франков; не поддавайся опьянению ни от игры, ни от вина. Черт побери! Второй клерк-это уже особа с весом, он не должен ни играть на честное слово, ни переходить границы в чем бы то ни было. Став вторым клерком, надо уже думать о том, как бы стать стряпчим. Итак, пей в меру, играй в меру, держись с подобающим достоинством — вот тебе наказ. Главное — не забудь возвратиться домой к полуночи, так как в семь часов утра ты уже должен быть в суде, чтобы получить там решение. Веселиться никому не возбраняется, но дело — прежде всего.