Книга Первые шаги в жизни - Оноре де Бальзак

Три клерка уже попались на эту удочку, и в эту высокоторжественную книгу были занесены три действительно состоявшихся пирушки.

В день прибытия каждого новичка в контору младший клерк клал на его папку для бумаг книгу записей, и все клерки наслаждались физиономией растерявшегося новичка, когда он изучал эти шуточные протоколы inter роcula;[60]каждый кандидат прошел через эту шутку, и ему, как и надеялись его товарищи, хотелось проделать то же самое над будущими кандидатами.

Поэтому легко себе представить, какие рожи состроили все четыре клерка, когда Оскар, став в свою очередь мистификатором, возгласил:

— Давайте сюда книгу!

Через десять минут после этого восклицания в контору вошел красивый молодой человек, высокого роста, с приятным лицом; он спросил господина Дероша и, не колеблясь, представился Годешалю:

— Фредерик Маре. Я поступаю сюда третьим клерком, — сказал он.

— Господин Юссон, — обратился Годешаль к Оскару, — покажите господину Маре его место и ознакомьте его с нашей работой.

Придя на другой день в контору, новый клерк увидел, что поперек его папки лежит книга записей; но, пробежав первые страницы, он рассмеялся, никого никуда не пригласил и снова положил книгу перед собой.

— Господа, — сказал он, собираясь часов в пять уходить, — мой родственник служит первым клерком у нотариуса Леопольда Аннекена, я спрошу его, что мне надлежит выполнить по случаю моего поступления.

— Плохо дело, — воскликнул Годешаль, — не похож на новичка этот будущий стряпчий!

— Мы его допечем, — сказал Оскар.

На другой день к ним пришел первый клерк нотариуса Аннекена, и Оскар узнал в нем Жоржа Маре.

— А! вот и друг Али-паши, — воскликнул Юссон развязным тоном.

— Кого я вижу? Вы здесь, господин посол? — отозвался Жорж, также узнавший Оскара.

— Вы разве знакомы? — спросил Жоржа Годешаль.

— Еще бы, мы вместе дурили, — сказал Жорж, — года два назад… Да, я ушел от Кроттá и поступил к Аннекену именно из-за этой истории.

— Какой истории? — спросил Годешаль.

— О, пустяки, — небрежно ответил Жорж по знаку Оскара. — Мы вздумали одурачить одного пэра Франции а вышло так, что он нас оставил в дураках… Но вы, кажется, хотите кое-что вытянуть у моего кузена…

— Мы ни у кого ничего не вытягиваем, — с достоинством ответил Оскар, — вот наша хартия.

И он показал место в знаменитой книге, где был записан приговор, вынесенный в 1788 году одному непокорному клерку за его скупость; согласно этому приговору ему пришлось покинуть контору.

— А я думаю, что вытягиваете, вот и клещи, — ответил Жорж, указывая на шуточные записи. — Но мы с кузеном богатые люди и закатим вам такую пирушку, какой вы еще не видывали; она вдохновит ваше воображение на соответствующий протокол. Итак, до воскресенья, то есть до завтра, в «Канкальской Скале», в два часа дня. А затем мы проведем вечер у маркизы де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос, где будет игра и где вы встретите самых изысканных светских женщин. Итак, господа из первой инстанции, — продолжал он с напыщенностью канцеляриста, — надеюсь, что вы окажетесь на высоте и будете даже во хмелю подобны вельможам эпохи Регенства.

— Урра! — крикнула единодушно вся контора. — Bravo! Very well! Vivat![61]Да здравствуют братья Маре!

— Держись! — воскликнул младший клерк.

— Что тут происходит? — спросил патрон, выходя из кабинета. — А вот и ты, Жорж! — обратился он к первому клерку. — Понимаю, ты хочешь совратить моих клерков…

И он вернулся к себе в кабинет, позвав туда Оскара.

— Вот возьми пятьсот франков, — сказал он, открывая кассу, — ступай в суд и получи из канцелярии копию решения по делу Ванденеса против Ванденеса; нужно предъявить ее к исполнению сегодня же вечером, если это возможно. Я обещал Симону за скорое изготовление копии двадцать франков. Если же она еще не готова, подожди, но не давай себя одурачить. А то Дервиль, в интересах своего клиента, пожалуй, вздумает совать нам палки в колеса. Граф Феликс де Ванденес могущественнее, чем его брат, посол, наш клиент. Поэтому гляди в оба и при малейшем затруднении возвращайся и сообщи мне.

Оскар пустился в путь, твердо решив отличиться в этой маленькой стычке, в этих первых хлопотах, которые ему поручили со времени его поступления в контору.

После ухода Жоржа и Оскара Годешаль, чуя готовящуюся каверзу, попробовал было выяснить у нового клерка, какая именно шутка кроется за этим приглашением к маркизе де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос; однако Фредерик Маре с чисто прокурорским хладнокровием и серьезностью продолжал мистификацию, начатую его кузеном; своими ответами и невозмутимостью ему удалось внушить служащим конторы, что маркиза де Лас-Флорентинас действительно вдова испанского гранда, за которой его кузен ухаживает. Будучи уроженкой Мексики и дочерью креола, эта молодая и богатая вдова ведет такую же легкомысленную жизнь, как и большинство женщин, родившихся в жарких странах.

— Она любит посмеяться, она любит выпить, она любит спеть — совершенно как мы, — процитировал он вполголоса известную песенку Беранже. — Жорж очень богат, — добавил Фредерик, — он получил после отца, который был вдов, восемнадцать тысяч ливров дохода, а с двенадцатью тысячами франков, недавно оставленными каждому из нас нашим дядей, у него тридцать тысяч франков дохода в год. Поэтому он расплатился со всеми долгами и выходит из сословия. Он надеется стать маркизом де Лас-Флорентинас, так как молодая вдовушка — маркиза по рождению и имеет право передать титул своему мужу.

Если клерки все же пребывали в недоумении относительно маркизы, то двойная перспектива позавтракать в ресторане «Канкальская Скала» и провести вечер в столь изысканном обществе вызвала в них живейшую радость В вопросе же об испанке они воздерживались от суждения, решив вынести окончательный приговор, когда предстанут перед ней самой.

Эта маркиза де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос была попросту мадемуазель Агата-Флорентина Кабироль и та самая первая танцовщица театра Гетэ, у которой дядюшка Кардо распевал «Мамашу Годишон». Через год после утраты вполне заменимой г-жи Кардо удачливый негоциант встретил Флорентину у подъезда балетной школы Кулона. Плененный красотой этого хореографического цветка, — Флорентине было тогда тринадцать лет, — бывший коммерсант последовал за ней до улицы Пастурель, где имел удовольствие узнать, что будущая краса балета обязана своим появлением на свет простой привратнице. Через две недели мать и дочь были водворены в новой квартирке на улице Крюссоль и вкусили там радости скромного благоденствия. Таким образом, театр, как принято говорить, был обязан этим молодым дарованием «покровителю искусств» Кардо. Великодушный меценат чуть не свел с ума от радости этих двух особ, подарив им мебель красного дерева, драпировки, ковры и все необходимое для кухни; он дал им возможность нанять прислугу и ежемесячно приносил двести пятьдесят франков В ту пору папаша Кардо, украшенный голубиными крылышками, казался им ангелом, и они обходились с ним как с благодетелем. Для пылкого старичка наступил золотой век.