Книга Непристойное предложение - Керстин Гир

– Нет, – ответила я. – Поддон пока полный.

– Так хорошо идет продажа других цветов?

– Да, – резко ответила я. – Сегодня очень хорошо.

Штефан посмотрел на меня, наморщив лоб:

– Что за настроение у тебя сегодня. Какая муха укусила?

– Ты сам прекрасно знаешь, – сказала я. – У тебя никогда нет для меня времени. Ты можешь, например, вспомнить, когда мы в последний раз спали вместе?

– Олли, ты действительно бываешь временами несносна. Мы переживаем в данный момент не лучшие времена. Но мы же знаем, ради чего пошли на это.

– Я – нет, – ответила я. – Мне казалось, мы сможем находить друг для друга время в течение дня. – Я всхлипнула. – Мне не хватает тебя, ты понимаешь?

Выражение лица Штефана смягчилось.

– Мне тоже тебя не хватает, Олли-Молли. А где, собственно, Эвелин?

– Уехала, – сказала я. Мне совсем не хотелось говорить сейчас об Эвелин.

– Куда же?

– Встречается с Оливером по случаю очередной овуляции. – Я положила голову Штефану на грудь. – Тебе правда меня не хватает?

– Правда, – сказал он. – И если хочешь, то мы посвятим друг другу завтра весь обеденный перерыв, да?

– Да-а-а-а.

Звонок колокольчика у входной двери в магазин ворвался в наши объятия, словно набат. Штефан несколько резче, чем требовалось, отстранил меня. Но в дверях стоял лишь доктор Бернер.

– Моя дочь говорит, что вы продаете великолепные самшиты, – произнес он. – Она пожелала себе на день рождения пару самых высоких экземпляров. Они должны украсить вход в магазин, словно это не магазин, а самый крутой бутик в городе.

– У меня есть еще два самшита, – сказала я. – Но они недешевы, господин доктор.

– Ах! – Доктор Бернер пристально посмотрел на нас. – Для своих детей ничто не дорого, не так ли?

Прежде чем отправиться в этот день домой, я набрала несколько килограммов красной смородины в саду рядом с нашим домом. Ягоды слегка перезрели, но мне не хотелось оставлять их птицам. Из погреба нашего со Штефаном дома я взяла коробку с пустыми банками, которые специально собирала весь год для этого случая. Ведь нет ничего вкуснее смородинового желе, приготовленного своими руками. Разве что клубничное варенье.

С коробкой в руках я ходила по дому. Штефан все еще сидел в кабинете, так что у меня была возможность немного пошпионить. В моем собственном доме. На кухне царил хаос, половина дверок от шкафчиков была демонтирована, пол и стены ободраны, и повсюду стояли емкости с краской. На кухню загородного дома в английском стиле это пока не очень походило.

Я с любопытством проникла в гостевую комнату, в поисках следов, например, валяющихся где-то трусов Штефана, или коробочки для его контактных линз где-нибудь на ночном столике, или остатков запаха его туалетной воды. Но гостевая комната имела вид образцово-показательный. Покрывало на кровати было расстелено идеально, в вазе стоял букет свежесрезанных ромашек, а ветерок колыхал шторы из легкого белоснежного муслина. В последний мой приход сюда шторы еще не были готовы. Интересно, шторы были повешены, чтобы никто не мог увидеть с улицы, что творится в кровати? Конечно, кому охота быть наблюдаемым во время занятий сексом Хубертом и K°? Если этот секс был, разумеется. Здесь я была уверена только на девяносто девять процентов. Один процент я оставляла надеждам на то, что Штефан общался с Эвелин только по поводу своего синяка.

Оливер, похоже, сегодня работал до позднего вечера. Дома его еще не было. А может быть, из-за того, что, проведя обеденный перерыв вместе с Эвелин и ее овуляцией, он вынужден был задержаться.

Настроение у меня было хуже некуда, но тем не менее я принялась за приготовление желе из принесенных мной ягод. Под это дело было решено использовать большую кастрюлю для спагетти, в которой я смешала ягоды, сахар, ваниль, и, добавив туда немного взятого у Оливера кальвадоса, принялась за готовку. Хорошо, что у Оливера была современная газовая плита, потому что она позволяла регулировать нужный уровень нагрева и достигать той густоты варенья, которая больше по вкусу.

Когда я наконец разложила по банкам готовое желе, кухня представляла собой ужасное зрелище. Словно я провела на ней по меньшей мере боевую операцию. Но, как говорится, лес рубят – щепки летят.

Я поставила банки вверх донышками охлаждаться и занялась написанием этикеток. Это была замечательная работа, потому что глазами тоже иногда едят. На первой этикетке я написала витиеватым почерком: «Неповторимое, с утонченным вкусом желе из красной смородины в исполнении Оливии с настоящей ванилью и добавлением кальвадоса», а снизу дату приготовления. Прелестно. Но банок получилось много, и на десятой этикетке рука устала выводить каллиграфические буквы. «Желе из красной смородины с ванилью и кальвадосом», а снизу число и год, чтобы каждый, кто возьмет банку в руки, понимал, с чем имеет дело. На последних этикетках не было даже сил написать просто: «Желе из красной смородины».

Когда Оливер вернулся домой, я подписала последнюю банку и оттирала испачканные маркером руки.

– Но когда я уходил, здесь было несколько чище, – произнес Оливер и указал на перепачканную столешницу.

– Так точно, – ответила я весело-агрессивно и указала руками на ряд остывающих банок с желе. – Двадцать четыре штуки. Собственного приготовления.

– «Ж.К.С.», – прочитал Оливер вслух надпись на одной из последних банок. – Что это должно означать?

– Это всего лишь сокращение, – угрюмо произнесла я. – От «Неповторимое, с утонченным вкусом желе из красной смородины в исполнении Оливии с настоящей ванилью и добавлением кальвадоса». Напиши такую фразу десять раз, и ты поймешь, что значит сделать такое блюдо.

Оливер соскреб немного желе со столешницы и слизнул его с пальца.

– Объедение, – произнес он. – Вот уж не знал, что ты обладаешь способностями настоящей домохозяйки, Блуменкёльхен.

– У меня куда больше способностей, чем ты подозреваешь, – ответила я.

У меня было куда больше способностей, чем могли подозревать все. И это была одна из моих главных проблем.

Оливер плюхнулся на одно из эксклюзивных кресел.

– Что за день, – вздохнул он.

– Не нагружай себя, – сказала я.

Он-то хотя бы имел сегодня секс, а вот я нет.

– У тебя сегодня и в самом деле плохое настроение.

– Да, мне очень жаль. Я чувствую себя… брошенной. Скажи, ты не находишь, что я стала толще?

– Нет, – ответил Оливер. – А что, это так?

– Нет, но после тридцати вес начинает распределяться по телу совсем иначе. Так говорит Штефан.

– Ага, – сказал Оливер. – Тогда я нахожу, что это изменение в распределении веса очень тебе идет.