Книга Гость из космоса - Росс Уэлфорд

– Где ты был? – спрашивает Па. – Я пытался тебе позвонить.

Я повторяю свою полуложь, что у меня промок телефон и я пропустил его звонок, увиливая от вопроса о том, где я был.

Па кивает и вздыхает. Я не уверен, что он вообще слушает. Он поворачивается ко мне всем корпусом – я никогда не видел, чтобы кто-то выглядел настолько плохо. На нём грязная футболка и джинсы, а в его щетине клочками виднеется проседь, которой я раньше не замечал.

Помимо этого глаза у него впалые, и когда он вздыхает, от него здорово несёт алкоголем. (Па обычно никогда не пьёт ничего кроме воды, когда работает. И одевается он на работу всегда стильно, и волосы укладывает, и бреется, и пользуется лосьоном после бритья, который Ма покупает ему на день рождения. «Когда ты очень высокий, – как-то сказал он мне, – все замечают тебя, так что приходится стараться».)

Весь обратный путь из Пункта Проката Психа Мика я взвешивал доводы за и против того, чтобы рассказать Па об Эллиэнн.

Её аргументы за то, чтобы сохранить всё в тайне, довольно убедительны. Но я же, конечно – конечно – могу доверять своему папе? Даже такому, который сидит сейчас передо мной и кажется совершенно посторонним человеком?

– Что это за запах? – спрашивает Па, принюхиваясь.

Мне приходит в голову сказать «Это запах инопланетного существа», но я пока что не решаюсь.

– Какой запах? – переспрашиваю я.

Па снова принюхивается, а потом пожимает плечами, бормоча:

– Странно.

Затем он глубоко вдыхает. Его голос звучит слегка неразборчиво.

– Я оч’нь недоволен тем, что сегодня произошло, Итан. То, что вытворил Игги в баре? Чем ты думал, дружище? И не пытайся мне ск’зать, что это он во всём виноват. Ты был там, ты всё видел. Он з’лез на бильярдный стол, Итан! Я к тому, что он… – Он прерывается, поскольку это грозит перерасти в его типичный недовольный монолог, который может затянуться надолго. – Разве мало того, что уже с нами стряслось?

Голос у него какой-то надтреснутый и хриплый, и… он что, пьян? Я раньше никогда не видел своего папу пьяным.

Что я могу сказать?

Я глубоко вдыхаю, подвигаюсь, чтобы сесть в кровати, и говорю ему.

– Прости, – вот что я говорю ему. – Мне очень жаль, Па.

А потом он как-то сползает с моей кровати и оказывается сидящим на полу, держась кончиками пальцев за голову.

– Ох, Итан, – говорит он. – Ох, сынок. – Он глубоко вдыхает через нос, будто прилагает огромные усилия, чтобы не разрыдаться.

Всё, что я хочу, это чтобы папа сказал: «Не волнуйся. Мы всё уладим. Мы найдём Тамми так или иначе, и всё встанет на свои места. Уж поверь своему старику папаше!» И он расплывётся в улыбке и шутливо стукнет меня по руке…

И в тот момент, пока Па валяется на полу, а Ма лежит в больнице с нервным срывом, я понимаю, что этого не произойдёт.

Теперь всё зависит от меня.

Па что-то бормочет, и мне приходится напрячься, чтобы разобрать слова:

– Довольно с меня этого и более чем довольно того… того мальчишки, который думает, будто может влезть своими грязными ботинками на мой свежепочиненный бильярдный стол и выдать целую кучу… ч’пухи людям, которые стараются помочь, бога ради. Какое нахальство, эт’ ж надо! А мой собственный сын тем временем прост’ стоит с глупой улыбочкой на лице…

Но я не улыбался.

– …как будто это всё какой-то проклятый прикол. И… и… – Он обрывает свою тираду и снова принюхивается. – Что, дьявол побери, это за запах? Если ты на что-то наступил, почистись.

Я смаргиваю слёзы, делаю медленный глубокий вдох, задерживаю дыхание на пару секунд, а потом выдаю:

– Па, если ты сейчас пойдёшь в пункт проката, инопланетянка – Эллиэнн – она там. Пожалуйста.

Тогда-то Па и не выдерживает. Он кое-как поднимается на ноги, возвышаясь надо мной, и я вжимаюсь в подушки.

– Ох, прекращай это, Итан! Прекращай немедленно! С меня довольно. Ты что, не видишь? Посмотри на нас! Посмотри на нас!

А потом он уходит. Дверь в спальню хлопает так сильно, что весь дом сотрясается.

Всё, что мне остаётся, это лежать в полумраке своей спальни, стиснув губы, пока я не чувствую, как из глаза скатывается слеза.

Самое ужасное – когда тебе не верят, хоть ты и говоришь правду.

Я достаю куртку из-под кровати и вывешиваю её за окно спальни, оставляя его слегка приоткрытым. От этого в комнате становится прохладно, но мне всё равно.

Потом я слышу, как скрипит половица на лестничной площадке, а луч света, проникающий в комнату через дверь, становится шире. Па что, решил, что не договорил, и возвращается? Я поспешно кидаюсь обратно в постель и натягиваю одеяло на голову.

– Уходи, – говорю я.

– Итан? Это я.

В дверном проёме стоит Ба в халате, в спину ей светит лампа с лестничной площадки. Что, и она меня сейчас станет отчитывать? Моя маленькая милая бабуля, которая никогда не злится и делает горячий шоколад? Я поворачиваю голову и готовлюсь.

Теперь настаёт очередь Ба сидеть на моей кровати. Она берёт мою ладонь в свою, а свободной рукой достаёт из кармана халата салфетку и вытирает мне лицо. Потом она убирает салфетку обратно.

– Я не думаю, что ты врёшь, – говорит она.

Я поражён.

– Ты всё слышала?

– Слышала. Твоему папе сейчас очень нелегко, дружок. Всем нам нелегко. Но если я что-то поняла за свои семьдесят-кхм лет, то это вот что: иногда то, что кажется дичайшей ложью, оказывается правдой.

– З… значит, ты мне веришь?

Ба улыбается.

– Ты забываешь, дружок: у меня ведь тоже есть близняшка.

Она права: я частенько об этом забываю. Сестра-близняшка Ба – пратётушка Ди – переехала в Австралию ещё до моего рождения. Я никогда с ней не встречался.

– Если с Дианой что-то случалось, – говорит Ба, – я всегда об этом знала. А когда у меня родился твой папа, на три недели раньше срока, Ди позвонила мне на следующий же день. Она обо всём узнала, потому что почувствовала схватки.

Боль, которая говорит о том, что ты вот-вот родишь? Я смотрю на Ба озадаченно.

– Как так получается?

– Понятия не имею, дружок. Это свойство близнецов, и такое случается не всегда. Но где-то там, уж не знаю где, есть какая-то связь… вот так, скажу я тебе. Может, это что-то вроде писка летучей мыши, который ты не можешь слышать, но время от времени ловишь его сигнал, как радио в старой машине. Так что если ты говоришь, будто знаешь, что Тамми жива, где-то там, тогда стоит обратить на это внимание, потому что, видит Господь, больше никто не представляет, что делать.