Книга Наречённая ветра - Литта Лински

— Прекрасная невинная царственная дева, — закончил за нее Инослейв. — Именно так там и написано.

— Ты знаешь?

— Еще бы мне не знать, милая. Ведь я сам писал эту книжицу.

— Что?!

— Эви, маленькая, а ты, наверное, думала, что это хранитель библиотеки принес тебе раритетную рукопись? Нет, он ничего не нашел. Вряд ли вообще что-то с тех времен уцелело. Подробности ритуала описал я сам, ну и добавил кое-что от себя. В частности, особые требования к жертве. На самом деле жертвой может быть кто угодно, лишь бы в человеке было достаточно жизненной силы. Поэтому старики или больные не очень подходят.

— Но я как раз была больна!

— Но ты и нужна была мне не для того, чтобы высасывать из тебя силы, — парировал ветер. — Я люблю тебя, Эвинол, и забирал, чтобы спасти, а не чтобы убить.

— Но к чему тогда все эти царственные девы?

— Неужели непонятно? Царственная — для того, чтобы ты или твои приближенные не надумали принести в жертву кого-то другого. Ну а невинная — чтоб оградить тебя от притязаний муженька.

— Вот уж не подумала бы, что ту книжку подкинул ты, — Эвинол покачала головой. — По крайней мере, теперь все ясно. Но это значит, что в Найенне твоя сестра-ветер может требовать в жертву кого угодно, не ограничивая себя в количестве?

— Она так и делает. Ларишаль всегда была ненасытной стервой. А найеннцы, само собой, кидают ей в пасть самых жалких и беззащитных.

— Но как? Разве жертвы не должны быть добровольными?

— Эви, вспомни себя, — Инослейв вздохнул, явно не горя желанием развивать мысль. — Разве ты сама надумала отдать себя ветру? Мы уже говорили об этом. «Добровольность» жертв вынуждается самыми грязными способами.

— Какими?

— Не стоит тебе это знать, — ветер заботливо поправил одеяло на плечах Эви, словно желая оградить ее от страшной правды.

— Я должна, — упрямо сказала она. — Однажды я послушно закрыла тему, но тогда речь шла о далеком прошлом, которое нельзя изменить. Сейчас же — другое дело.

— Сейчас тоже ничего не изменишь, Эви. Но если ты настаиваешь… — он поморщился. — Способов довольно много, они просты и действенны. К примеру, угроза убить любимую для мужчины или ребенка — для родителя.

— Ох! — сердце Эвинол болезненно сжалось. — Как подло и жестоко со стороны ветров!

— Со стороны людей, — безжалостно поправил Инослейв. — Ветрам все равно, кто именно и каким путем достанется им в жертву. Изобретательность по части методов привлечения «добровольцев» проявляют твои собратья, Эвинол, не мои.

— Но ветра не оставляют людям выбора!

— Тут ты права, Эви, — признал ветер. — Теперь понимаешь, почему я не спешил делиться с тобой новостями? Если честно, я не могу себе простить, что вообще упомянул об этом.

— И что бы изменилось, если бы ты утаил от меня правду? Люди перестали бы погибать?

— Нет, не перестали бы. Но они и так не перестанут. Зато ты не страдала бы от того, что не можешь изменить, а я — от того, что страдаешь ты.

— Что значит — ничего нельзя изменить? — вскинулась Эвинол. — Хочешь сказать, что не станешь даже пытаться?

— А что я могу сделать? — Инослейв казался искренне удивленным. — Даже если на время забыть, что мне нет дела до тех людей, то как, по-твоему, я мог бы им помочь?

— Я не знаю, — с досадой ответила она. — Но когда дело касается твоих личных интересов, ты очень изобретателен.

— Но сейчас-то оно их не касается, — возразил ветер. — Поверь, Эви, единственный мой интерес во всем этом — твое душевное спокойствие. Но даже ради него я не смогу нарушить законы бытия и выйти за рамки своей природы. Я не смогу попасть в Найенну.

— Но почему?

— Потому что весь мир поделен между ветрами и мы хозяйничаем лишь на своих землях. В древности, когда в нашем распоряжении было вдоволь людской силы, мы с легкостью пересекали границы. Причем могли делать это как будучи ветрами, так и в человеческом обличии. В те далекие времена я мог бы не только явиться в Найенну, но и наведаться в гости к самой Ларишаль, навестив сестрицу в ее обители.

— А сейчас не можешь? — она заранее знала ответ, но все равно спросила.

— Не могу, — подтвердил он, — если только не уподоблюсь Ларишаль и не присвою силу жертв. Но я этого не сделаю, и мы оба знаем, почему.

— А ведь раньше ты поступал, как она, — Эви ощутила приступ бессильной злости. Она бы отодвинулась от Инослейва, не держи он ее так крепко, завернутую в одеяло, словно в кокон. — Раньше ты тянул силы из людей, не испытывая ни малейших угрызений совести!

— Я и сейчас бы их не испытывал, если бы не ты, — спокойно возразил Инослейв. — Я по-прежнему не разделяю твоего образа мыслей, но готов поступать в угоду тебе, лишь бы не видеть ужаса и разочарования в твоих глазах.

Эви устыдилась своего порыва. Она осыпала ветер упреками за былое, а ведь он и сейчас сдерживает свою природу только ради того, чтоб ее не расстраивать. Это дорогого стоит! И все же она не могла так просто оставить в покое его прошлое.

— Скажи, разве тебе не было жалко их? Ну хоть немного?

— Эвинол, прости за прямоту, но сильно ли ты жалела тех куриц, что лежали перед тобой на тарелке? — теперь уже злился ветер.

— Как ты можешь сравнивать?!

— Запросто.

— Так вот, выходит, что мы для тебя значим!

— Не вы, — он покачал головой. — Успокойся, Эви, — Инослейв приложил палец к ее губам, с которых было готово сорваться множество возражений. — Я устал объяснять разницу между тобой и любым другим человеком, неважно, из какой страны и эпохи. Только ты имеешь для меня значение, весь прочий род людской может катиться в бездну.

— Неужели за все бессчетные века с того времени, как ты обрел разум, ни один человек, кроме меня, не был тебе дорог?

Эвинол, с одной стороны, очень хотелось получить утвердительный ответ, с другой — с трудом верилось, что так может быть.

— А с чего бы мне к кому-то привязываться? — Инослейв пожал плечами. — Разумеется, в те времена, когда ветра могли жить среди людей, у нас не было недостатка в людском поклонении. Люди искали нашего покровительства, боролись за то, чтоб отличиться и привлечь наше внимание. Не сомневаюсь, что многие тешили себя надеждами на дружбу или любовь божества. И что с того? Какая в том ценность? Разве может тронуть преклонение низшего перед высшим? И совсем другое дело — ты, Эви, — он ласково провел пальцем по ее щеке, поднялся к виску, убирая упавшую на лицо прядь. — Люди древности любили богов, а ты полюбила ветер. Они ценили лишь наше величие и могущество, ты же оценила душу, саму сущность ветра. Ты ничего не боялась и ничего не ждала взамен, просто раскрыла передо мной свое сердце… тем самым навсегда завладев моим.