Книга «Князья, бояре и дети боярские» - Михаил Бенцианов

Этот процесс не следует абсолютизировать. Определенное число новгородских помещиков сумело сохранить за собой родовые земли в центральных уездах (что впоследствии давало им возможность выбирать место службы). Процесс «очищения» новгородской корпорации от случайно оказавшихся там лиц был далеко не однозначным и растянулся на несколько десятилетий.

Для нормального функционирования новой служилой корпорации требовались свои лидеры, обладавшие необходимым генеалогическим и социальным статусом. Эти «лидеры» были набраны из числа самих новгородских помещиков. В конце XV – начале XVI в. сюда было перемещено большое число представителей «честных» фамилий. Многие из них навсегда связали свою судьбу с новгородской корпорацией. В становлении местной элиты важную роль сыграло своеобразное «кадровое усиление». Из 153 новых помещиков Водской пятины 1499–1501 гг. (без учета сыновей) к числу условно дворовых фамилий принадлежало по крайней мере 60 человек (39,2 %). Поместья были пожалованы значительному числу представителей «дворовых» фамилий, в том числе будущим новгородским воеводам – князьям Елецким, С.Ю. Порховскому. «Воеводские» оклады достались здесь также сыновьям князя И. Мышецкого. Аналогичные процессы шли и в других новгородских пятинах. Пометы, сделанные к текстам писцовой книги Деревской пятины, свидетельствуют, что на рубеже веков состав новгородской корпорации пополнили князья Корецкие, Кропоткины, Мещерские. После «Васильева писма Наумова» получил поместья в Бежецкой пятине и князь Б. Тебет Уланович[289].

Новые помещики активно включались в новгородскую службу. Уже в 1499 г. воеводой новгородской рати был князь П.И. Елецкий. В 1501 г. в этом качестве известен князь А. Кропоткин (Кропотка), а в 1502 г. – князь Б. Тебет Уланович. В 1509 г. в разрядах упоминается С.Ю. Порховский[290]. Очевидно, появление здесь этих лиц было результатом целенаправленной политики по созданию корпуса новгородских воевод. Примечателен выбор исполнителей. Мелкие служилые князья Елецкие, Мещерские, Мышецкие потеряли к концу XV в. остатки родовых владений и представляли собой удобный материал для переселения на новоосваиваемые территории. Неизвестны были владения в центральных частях страны у князей Корецких и Кропоткиных.

Разрядные книги позволяют провести грань перехода к регулярной службе новгородских воевод. Первые три десятилетия XVI в. показывают существование определенного немногочисленного круга лиц, из числа местных помещиков, возглавлявших исключительно новгородские полки. Первые воеводы «новгородской специализации» были упомянуты в разрядах в 1499 г.: князь П.И. Елецкий и И.А. Мисинов[291]. Несколько предшествующих походов 1496–1497 гг. против «свейских немцев» обошлись без их участия.

В 1500–1501 гг. большая их часть уже фигурировала в разрядах. Наместником в Кореле в 1501 г. был князь И. Пужбольский. Воеводами в Ивангороде в том же году были И.А. Черный Колычев, И.Г. Закала Бутурлин, Ф.В. Квашнин, Ф.М. Тушин, С.П. Замыцкий[292]. Перевод некоторых из них в Новгород способствовал активизации их службы. Бутурлины, несмотря на знатное происхождение, к концу XV в. слабо проявили себя на служебном поприще, что, возможно, было связано с наличием у них крупных вотчин в Переславском уезде. На новом месте службы представители этой фамилии постоянно получали разрядные назначения. Тот же И.Г. Закала в 1506 г. наместничал на Двине. Позднее воеводой стал Д.Г. Кривой, принявший участие в походе на «Литовского» 1519 г. и в казанском походе 1524 г.[293]

В основном служба новгородских детей боярских проходила на границах Новгородской земли. Известно несколько походов общерусского масштаба, в которых принимала участие «новгородская рать». В 1522 г. на Коломне упоминаются «сто детей боярских новгородских лутчих» (среди воевод И. Лошаков). В 1524 г. новгородские полки вместе со своими воеводами (Ф.С. Колычев, уже названный Д.Г. Бутурлин, И.В. Лошаков, князья А. Кропоткин и И.М. Чулок Засекин) участвовали в казанском походе, а в 1532 г. стояли на окских рубежах (Ф.С. Колычев, Д. Бутурлин, князь И.М. Чулок Засекин)[294].

Основным приложением сил для них было литовское направление. Новгородские полки принимали участие во всех наиболее значимых эпизодах русско-литовских войн. Анализ списка московских детей боярских, попавших в литовский плен после битвы на Орше, показывает значительное преобладание в нем имен новгородских помещиков, которые играли здесь роль основной ударной силы (не менее 35 % от общего числа пленников). Именно в этом сражении погиб виднейший из новгородских воевод – князь И.И. Темка, а в литовский плен попали И.С. Пупок Колычев с братьями Владимиром и Андреем, а также Ф.М. Тушин[295].

Невозможно определить точку отсчета, с которой поместные раздачи начали производиться «по спискам», составляемым на основании определенных заданных характеристик (происхождение и статус, служебная годность и т. д.). Скорее всего, индивидуальные пожалования сохранялись на протяжении всего процесса поместных раздач, хотя их значение со временем уменьшалось.

В конце 1490-х гг. поместные раздачи проводились по отработанному сценарию. В основу поместных окладов был положен 5-кратный порядок земельных наделов. В этом ряду находятся «ивангородцы», «пятиообежники» позднейших источников. Все они получили оклады, соответствующие 5 обжам[296]. Их пример был далеко не единственным. Та же тенденция прослеживается на примере князей Елецких, получивших свои поместья после церковных конфискаций 1499 г. По «новому письму» поместный оклад князя И.И. Селезня составлял 50 обеж, его брата князя Петра – 51 (50 по старому), князя Дмитрия, «Селезенева брата», – 45, а князей Семена и Ивана Меньшого – 70 обеж на двоих. Обращает внимание постепенное уменьшение поместных окладов в зависимости от возраста (служебной значимости) и кратность земельных наделов, привязанных к цифре «5». В тексте писцовой книги Водской пятины встречаются другие подобные примеры. По «новому» письму поместье Угрима Караулова, «владыченское» составляло 15, князя Д.С. Ушатого – 40, а С.Г. Калитина – 20 обеж. Два последних поместья были образованы из земель, конфискованных у Юрьева монастыря. В Шелонской пятине по 15 обеж из архиепископских земель достались князю С.В. Голице Голибесовскому, Ушаку Москотиньеву, А.П. Плещееву[297].