Книга С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить - Том Митчелл

Я посмотрел на карнавальное шествие и собирался идти в турбюро, но, проверив карманы, к своему ужасу, обнаружил, что у меня украли деньги. Было бесполезно кричать «Лови вора!» – ни на испанском, ни на английском языке, потому что в здешних краях на этих языках практически никто не говорил. Я стал жертвой профессионального карманника, который украл деньги и бесследно исчез. Вора уже точно нет поблизости, и звать полицию было бесполезно. Я решил философски отнестись к потере денег, сказав себе, что это еще один жизненный урок, из которого надо сделать выводы на будущее.

В общей сложности тогда я потерял около шестидесяти американских долларов: в те далекие времена на эти деньги можно было много чего купить. У меня остались лишь крохи. Я, конечно, мог бы попытаться сделать перевод в местный банк этого маленького городка с моего банковского счета в Буэнос-Айресе или Лондоне. Я мог бы вернуться в хостел, где ночевал, и попытаться что-то придумать. В конечном счете я решил добраться с минимумом средств до границы Аргентины, перейти ее и уже потом найти отделение аргентинского банка, в котором смогу снять деньги. В результате мне пришлось долго идти пешком, а иногда меня подвозили на старых разбитых грузовиках и запряженных лошадью повозках, за что я был крайне благодарен.

К концу первого дня путешествия я оказался в деревне, состоящей из шести дворов. Это был небольшой, если можно так выразиться, оазис вокруг источника, рядом с которым росло несколько чахлых деревьев и кустов. Эта богом забытая деревенька располагалась в нескольких километрах от моего маршрута, однако водитель, который меня до нее подбросил, уверял, что я смогу здесь остановиться на ночлег. И действительно, одна крестьянская семья согласилась приютить меня на ночь и накормить в обмен на несколько песо.

Эта семья, жившая в простом крестьянском доме, состояла из матери и шести детей. Трое из этих детей были уже подростками, а трое – малыши. Мне рассказали, что в семье были и другие дети, но они умерли. Отец семейства умер несколько лет назад. Мне никто не объяснял причину его смерти, и я не стал расспрашивать.

Члены семьи, в доме которых я остановился, носили обноски и одежду, сшитую из домотканой ткани. У малышей вообще не было обуви, а у детей постарше обувь была такой изношенной и разбитой, что, казалось, они носят ее только из «приличия», чтобы показать: в принципе, обувь у них имеется. Домишко семьи был сложен из обожженных на солнце кирпичей, а крыша покрыта глиняной черепицей, изготовленной доморощенным способом. Их жилище состояло из четырех небольших комнат, каждая из которых достраивалась по мере увеличения количества детей, в результате чего пол в комнатах оказался на разном уровне, а покатые крыши были сложены криво и косо. Еду в семье готовили в большом котле, в который к недоеденным остаткам подбрасывали что-то новое. В вечер моего прибытия в семье ели варево из козлятины, бобов, кукурузы и поленты. Солнце зашло, и мы расселись в одной из комнат на одеялах и шкурах. В дом зашли несколько соседей, чтобы посмотреть на редкого гостя, то есть на меня. Мы пытались общаться, однако это было совсем непросто, потому что местные жители плохо говорили по-испански.

Я узнал, что в этих местах очень высокая детская смертность. Потом я понял, что старшие дети в семье умеют считать, но не умеют ни писать, ни читать. Семья держала много коз, козлов, кур и выращивала в огороде местные овощи. На ночь животных загоняли в сарай, чтобы их не унесли пумы, которые могли легко утащить козу (и даже маленького ребенка, как рассказали члены приютившей меня семьи).

В доме стоял грубо сколоченный ткацкий станок. На нем изготавливали ткань для одеял. Мне было любопытно посмотреть, как он работает. Я не умел управляться с ткацким станком, что вызвало изумленные улыбки детей, которые, возможно, решили, что я получил какое-то неправильное и непрактичное образование: я умел читать и писать, но почему-то не знал, как управлять ткацким станком. Мужчины курили трубки, жевали листья коки и пили местный тростниковый самогон, употребляя все перечисленное чуть быстрее, чем женщины. Дети собрались вместе и заснули рядом друг с другом, чтобы было теплее. Потом заснули и взрослые, которых одного за другим свалил алкоголь. Мы накрылись одеялами и шкурами и точно так же, как дети, легли поближе друг к другу. До этого я никогда в жизни не спал так близко с совершенно незнакомыми людьми. Меня поразили щедрость и гостеприимство этой бедной семьи. Мне было чуть больше двадцати лет, у меня впереди была вся моя жизнь; я был молод и путешествовал исключительно ради собственного эгоистичного удовольствия, а они, несмотря на свою бедность, делились со мной своей едой и приютили меня на ночь.

На следующее утро женщины встали первыми, чтобы развести огонь и испечь хлеб для завтрака. Потом начали подниматься мужчины, вид которых после вчерашних возлияний и увеселений оказался более помятым, чем у женщин. После завтрака мне предложили показать деревню. Я наблюдал добротно построенные загоны для коз, аккуратные ряды ухоженных растений в огородах, домотканые ткани и видел ту гордость, с которой жители деревни говорили о своей жизни. Все они были потомками местных индейцев. Колонизаторы оттеснили их в самые неблагоприятные для жизни районы и навязывали им своего бога. Несмотря на то что предки этих людей видели много горя, пережили страдания, гонения и умирали от принесенных колонизаторами болезней, жители деревни старались придерживаться древних обычаев. Они горестно рассказывали, что молодое поколение не хочет оставаться в деревнях, где они выросли, а стремится переселиться в города.

Жизнь в деревне произвела на меня глубокое впечатление. Я был поражен гордостью, благородством и гостеприимством этих бедных людей. Несомненно, все увиденное мной во время того путешествия с лихвой компенсировало потерю денег, украденных карманником.

В разреженном воздухе Анд днем солнце неистово припекает, а ночью можно наблюдать россыпи бесчисленных звезд. В горах Латинской Америки на ночном небе хорошо видны скопления звезд, и именно поэтому в этих местах расположено немало международных астрономических обсерваторий. На чернильно-черном небосклоне ярко светится Млечный Путь, словно нарисованный рукой бога Аполлона, который взял кисть и провел белой краской по небу. Я узнавал знакомые созвездия, но кроме них видел сотни миллионов звезд нашей Галактики. С удивлением я обнаружил, что на самом Млечном Пути практически нет просвета, потому что он весь состоит из звезд. Я увидел, что, кроме звезд Млечного Пути, существует масса других, которые светятся столь же ярко. Даже в безлунную ночь звезды сияют так ярко, что ночью можно совершенно спокойно передвигаться по дорогам и тропинкам. В Андах воздух более разреженный, чем на равнинах, поэтому отсюда лучше видны звезды, но из-за высоты в этих местах по ночам очень холодно.

На вторую ночь пребывания в этой деревушке мне не хотелось спать в комнате с другими людьми. Меня раздражал запах немытых тел, грязной одежды и плохо выделанных шкур животных. Правда, я уверен, что и мои хозяева считали, что я и сам дурно пахну, потому что давно не мылся. В середине ночи я встал и решил подышать свежим воздухом. Ночь была звездной, а за пару часов до рассвета на небе появился серп убывающей луны. На улице было дико холодно. Мне стало так холодно, что я начал понимать, что это такое – замерзнуть до смерти. Я шел, но движение не помогало согреться. Я не мог перейти на бег, потому что в горном воздухе мало кислорода и от любого физического напряжения быстро устаешь. К тому времени, когда на востоке показались первые лучи солнца, я так устал, что едва волочил ноги. Когда солнце поднялось над горизонтом, я встал к нему лицом и всем телом почувствовал тепло его лучей. Как только солнце поднялось, я ожил, словно холоднокровная ящерица, которая утром отогревается на камне в солнечных лучах. Я выжил, я дожил до утра.