Книга Волшебная самоволка. Книга 2. Барабан на шею! - Сергей Панарин

Да, я пес, я кобель, так что же?..

Это вас напрягло, похоже…

Как же вы от меня далеки, далеки…

Не дадите своей руки…

– Заткнись, пожалуйста! – рявкнул Лавочкин.

– Ой, извините, Николас, забылся…

Через пару минут благословенной тишины пес взвизгнул и зачесал задней лапой за ухом. Звук, как известно, получался вертолетным.

Коля резко сел, намереваясь обругать докучного сокамерника.

– Ты… Ты… А, толку-то… – Солдат махнул рукой и повалился на спину.

В окно влетали далекие звуки вальса. Наверное, Рамштайнт все еще праздновал обновку.

– Эх, – снова подал голос Шлюпфриг. – Как я танцевал, как я танцевал…

Лавочкин досчитал до десяти.

– И давно ты ведешь образ жизни кобеля?

– С периода полового созревания…

– Да не в этом смысле, Казанова. Когда тебя заколдовали?

– Почти три года назад.

– Ого! Тяжело.

– Поначалу тяжело было. Даже топиться бегал. Но какой-то дед на лодке вытащил.

– Герасим или Мазай? – схохмил Коля.

Пес не понял. Пришлось объяснять.

– Шутить изволите, Николас, – проговорил Шлюпфриг, выслушав истории о немом батраке и зайцелюбивом деде. – А мне было отнюдь не до смеха. Я бежал из дома, ибо сердца моих родителей разбились, позор пал на древний род, закрылись все перспективы, кроме сторожевой службы.

– Тоже вариант.

– Увы! Я же дневной пес, а нарушители норовят орудовать под покровом ночи.

– Упс!

– О, вы извлекли крайне подходящий случаю звук. В общем, я пал. Низвергнувшись в самое подлое сословие, странствовал по Дробенланду. Родину я оставил, чтобы обо мне поскорее забыли. Однако стыд и несчастную любовь не обманешь, они преследуют меня три долгих года, и нет конца моим мытарствам.

Пес расплакался. Лавочкин, как мог, утешил соседа. «Елки-ковырялки! – думал солдат. – Это вороватое чучело чертовски осложнило мне жизнь, а я его жалею!»

Принесли завтрак. Есть не хотелось, но для разнообразия узники пожевали.

Время тащилось, будто улитка скандинавского происхождения. Кобелек болтал без умолку. Сначала Коля слушал, потом осоловел, мысли прихотливо понеслись от темы к теме, затем он задремал. Проспал недолго, Шлюпфриг и не заметил, что слушатель отключался.

– Николас, одарите меня откровенностью, поведайте о себе, будьте любезны, а? – неожиданно предложил пес.

Солдат пожал плечами: почему бы и нет?

– Ну, обо мне много не расскажешь. Родился я в Рязани. Это город такой в моем мире. Очень большой город, между прочим. Там живет столько народу, сколько я тут, у вас, за все время не встречал. Эх, скучаю я! Вот, бывает, закрою глаза, надеясь представить, что гуляю по Парижу, а все равно вижу Рязань. Дворян у нас нет, их наши прадеды вывели за ненадобностью…

– Как это?!

– Как класс. Поэтому власть у нас не королевская.

– Кто же управляет?

Лавочкин почувствовал, что объяснить наше государственное устройство будет трудновато. Но по мере сил растолковал.

– А! – обрадовался Шлюпфриг. – Прямо как при нашем Рамштайнте!

Коля подумал и спорить не стал.

Для краткости.

– Так вот, рос я, рос, в шесть лет пошел в школу, а потом в радиотехническую академию. Это такое высшее учебное заведение. Парень-то я неглупый, только слегка несобранный. В общем, выгнали меня сначала с военной кафедры, потом вовсе…

Коля помрачнел, вспоминая неприятный эпизод.

– А что такое военная кафедра? – поинтересовался пес.

– Хм… Место, где студентов учат военному делу. Но я-то человек совсем не военный… Слабо дисциплинированный, сильно раздолбайский. Вся эта нехитрая премудрость в меня не лезет. Когда в армию попал, мучился. Зато здесь, у вас, – воля вольная!

Солдат с энтузиазмом развел руки в стороны, задел грязную каменную стену тюремной камеры и понял, что сморозил глупость.

– Нда… Правда, не везде.

– А как вы в наш мир угодить подвиглись?

– Стоял на посту да провалился. Дырка между мирами образовалась. Вот представь: твой мир – яблоко, и мой мир – яблоко. Лежат они рядом, бочок к бочку, на полке. В моем яблоке живет червяк. Ползет он, ползет. Грызет мякоть. Упирается в кожицу, прокусывает ее, а вместе с ней прокусывает кожуру соседнего яблока и грызет дальше, полностью в него переползая.

– Вот же сугубо мерзостный паразит! – воскликнул Шлюпфриг.

– Кто?

– Червяк! Два яблока испортил… Ну и как вы попали в наш мир, простите, что перебил?

– Э… – Коля растерялся. – При помощи магии.

– Я так и знал! – Пес победно задрал нос. – А дальше?

– Да, в проницательности тебе не откажешь. Дальше? Я выбрался из Зачарованного леса, спас деревеньку от великана. Познакомился с прекрасной… То есть с красивой… С симпатичной девушкой по имени Эльза. Победил дракона, который за ней прилетел.

– О! Как сера ваша история на родине, и сколь романтична и красочна она здесь, в нашем мире! Невинная девушка, спасенная от дракона!

– Ну, не совсем невинная… – Лавочкин потупился.

– Ха-ха, да вы, батенька, ходок! – очарованно воскликнул Шлюпфриг. – А намедни мне пенять изволили!..

О чем еще могут посплетничать в заточении мужчины, особенно если один из них молод, а второй – натуральный кобель? Конечно, о женщинах.

Невкусный обед, непитательный ужин и разговоры, разговоры… Несколько раз докучный пес выводил из себя Лавочкина, и тот принимался напевать знаменитую песню о попе, у которого была любимая собака, недальновидно съевшая кусок мяса… Шлюпфрига эта песня отчего-то расстраивала. На непродолжительное время он становился шелковым.

Бесконечный день истек, ночь захватила власть над Пикельбургом. Праздновавшему Рамштайнту было не до узников. Обретение знамени требовало самого вдумчивого и роскошного отмечания. Подданные криминального короля забеспокоились: не сравнялся бы он в привычках с официальным монархом.

Служба тюремщика уныла и монотонна. Если на посту оказывается более одного стражника, дежурство превращается в куда более интересное времяпрепровождение. Тюремщики режутся в азартные игры, травят байки, играют в прятки… А еще они пьянствуют. Вместе, как известно, веселее.

Тюрьму Рамштайнта, где томились рядовой Лавочкин и кобель Шлюпфриг, охраняла пара громил, не осененных крылом интеллекта. Сегодня на повестке дня, точнее, ночи стоял бочонок крепленого эля, будто бы случайно подсунутый стражникам разумницей Марлен.

К полуночи тюремщики изрядно напировались. Тот, что помладше, вышел во двор «проверить обстановку», вернулся на вахту, где его ждала очередная полная кружка.