Книга Я сделаю это для тебя - Тьерри Коэн

Он ставит чашку с чаем на стол, оглядывает зал паба, сует руку в карман, достает конверт и протягивает мне.

Я беру конверт, открываю и проверяю содержимое. Он улыбается, видя мою недоверчивость. Не думаю, что ему могло прийти в голову обмануть меня, но я должен проявить мою так называемую алчность. Пусть видит во мне не холодного профессионала, а жадного типа, которым можно манипулировать.

— Я очень доволен услугами, которые вы мне оказываете, — роняет он, пока я убираю конверт с чеком.

— Не сомневаюсь. Результаты весьма убедительны. Мы продвигаемся быстрее, чем я предполагал.

Он молча кивает.

На этой неделе посольство Франции в Лондоне пригласило его на вернисаж. Он встретит там всех британцев, вращающихся в мире культуры, и заранее радуется, предвкушая их реакцию на свое появление.

Приглашение я раздобыл через одного знакомого политика. Без особого труда, поскольку появившиеся во французской прессе статьи о новом меценате вызвали живейший интерес у тех, кто ищет щедрых дарителей.

— Я собираюсь поручить вам другое задание, куда более трудное, — с непроницаемым видом роняет он.

Я молчу, ожидая продолжения.

— Можете хорошо заработать. И завести собственное дело в условиях наибольшего благоприятствования.

— Вашими бы устами… О чем идет речь?

Он наклоняется ближе:

— Помните наш разговор о вашей способности улаживать сложнейшие случаи?

Он улыбается широкой заговорщической улыбкой, словно мы с ним университетские приятели и обсуждаем удавшуюся вечеринку.

— Вы тогда сказали, что могли бы обеспечить пиар даже… Бен Ладену, — продолжает он.

У меня учащается сердцебиение, я едва могу дышать, но стараюсь ничем не выдать своих чувств.

— Вы его нашли? Давно пора…

В ответ на мою сомнительную шутку он изображает сожаление:

— Увы, нет. Но одному из моих знакомых необходимы ваши услуги.

Он делает секундную паузу, проверяя мою реакцию, и спрашивает:

— Вам знакомо имя шейха Фейсала?

* * *

Я не отвечаю. На меня навалилась дурнота. Такое чувство, что я уже переживал этот момент. Похоже на отзвук сцен, проигранных в воображении, реальность и фантазия столкнулись и на миг лишили меня самообладания. Необходимо немедленно взять себя в руки, чтобы не лишиться шансов достигнуть цели. Нужно сохранять невозмутимость. Найтись с ответом, ну же, скорее!

Мой рассудок в смятении. Сумею ли я дойти до конца?

— Религиозный лидер?

Я опустил глаза, но мой голос едва заметно дрогнул. Он заметил? Я поднес к губам чашку, и жар кофе встретился с охватившим меня холодным бешенством. Я злился на собственную глупость и неспособность держать себя в руках в тот момент, которого я так долго ждал. Возможно, я уничтожил единственный шанс вступить в контакт с шейхом. Неужели все потеряно? Я поднимаю глаза на собеседника. Почему он молчит? Кажется, его внимание занято тем, что происходит на улице. Он выглядит озабоченным.

— Пойдемте прогуляемся, — наконец говорит он, достает деньги, кладет их на столик и поднимается.

— Что-то не так?

— Все в порядке, — отвечает он, — но я предпочитаю поговорить на ходу.

Он по-прежнему наблюдает за улицей и выглядит встревоженным.

Мы стоим на тротуаре. Шофер выходит из машины, Эль-Фассауи что-то шепчет ему на ухо, тот кивает, оглядывается и возвращается за руль.

Мохтар берет меня под руку.

Нужно сдержать дрожь.

— Пойдемте, — говорит он, увлекая меня за собой.

«Ягуар» трогается с места и следует за нами в некотором отдалении.

— Я говорил о вас с шейхом Фейсалом, — сообщает араб. — Рассказал, как вы профессиональны. О том, как поработали на меня. Он высказал интерес.

— Благодарю. Но что у него за проблема?

— Вам, конечно, известно, что традиционно толерантное отношение к религиозным сообществам в Англии изменилось. Прежде они пользовались полной свободой слова и выражения своих идей, однако после того как некоторые лидеры выступили против участия Великобритании в войне в Ираке и произошли… инциденты в Лондоне и Париже, все стало иначе. Теперь за ними следят, их контролируют, а общественное мнение в массе своей питает к ним ненависть.

— Все это мне известно. Нельзя не признать, что отдельные высказывания шейха были довольно… энергичными. Его даже считают идейным вдохновителем некоторых терактов.

— Чушь! — возмутился Мохтар. — Некоторые религиозные лидеры действительно имеют досадную склонность к жестким высказываниям и обличению всех западных стран вообще и британского правительства в частности, но это не более чем слова. Они просто хотят, чтобы их услышали все мусульмане и чтобы самоидентификация сплотила разрозненные религиозные сообщества, создав таким образом фундамент для мощного политического движения, борющегося против угнетения наших собратьев во всем мире.

Его речи приводят меня в бешенство. Он что, принимает меня за дурака? Думает, я куплюсь и тоже поверю, что эта идеологическая война не более чем обычное столкновение мнений? Или все проще, и он полагает, что моя алчность давно возобладала над моралью? Эта мысль вызывает у меня протест, хотя я сам подал ему такую идею.

— Их речи и впрямь бывают слишком… жесткими, — соглашается он, словно прочитав мои мысли. — Но вы занимаетесь связями с общественностью и знаете, что иногда приходится сгустить краски, поддать жару, кое-что преувеличить, чтобы быть услышанным. Кстати, средства массовой информации перепечатывают речи этих людей именно из-за их провокационной составляющей. Разве о тех, кто проповедует ненасилие, уважение законов принимающей страны и общность всех вероисповеданий, много говорят? Нет. А ведь они составляют девяносто девять процентов всех живущих на Западе мусульман. СМИ — соучастники в этой игре.

— Бесспорно. Но что нужно шейху Фейсалу?

— Он хочет… передать свое послание, избежав слишком воинственной формы, способной испортить впечатление.

Я останавливаюсь и смотрю на Мохтара.

— Не понимаю.

— Шейха Фейсала повсюду выставляют идейным вождем террористов, кровожадным убийцей, ответственным за несколько покушений. Такой образ является — как вы там говорите… желаемым и воспринимаемым. Проблема в том, что этот образ больше не отвечает интересам шейха и лишает его слова силы. Шейху необходимо, чтобы их слышали и повторяли те, кого он хочет убедить и сделать своими сторонниками. Так что желаемый образ изменился.

Он улыбается — «вы же понимаете…», с секундной задержкой я улыбаюсь в ответ.

— Я хорошо выучил урок, не так ли?

— На «отлично». Но я все равно не понимаю, о чем шейх хочет сообщить.