Книга История Сибири. От Ермака до Екатерины II - Петр Словцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобные предощущения, без сомнения, принадлежали душам, уверенным, что все, исходившее за именем и печатью царя, должно считаться святым, непререкаемым. Может быть, самовидец той эпохи сетовал, что книга законов, назначенная для народного благоденствия, быв прислана по одному экземпляру на воеводство, могла оставаться под спудом воеводы и его письмоводца; но обозревателю истории, знающему влияние письмоводцев и позднее, не всегда прилично быть чутким к подсказу стародавних наслышек, а довольно с него не быть глухим к преданиям неоспоримым. Он считает своим долгом заметить из Уложения особенные статьи, насчет Сибири поставленные.
На воевод, приказных и служилых людей, в Сибири находящихся (гл. X, 14), давать суд не прежде, как по окончании службы их в Сибири и по возврате в Москву. Кроме воевод, приказных и служилых, дозволяется (XXI, 117) всякому покупать в Сибири и вывозить в Россию татар взрослых и малолетних. За проезжие грамоты (XVIII, 47) не брать печатных пошлин с сибирских служилых, с посадских и пашенных крестьян, потому что места дальние, да и приезжают в Москву временно. Если истец или ответчик будет (XX, 109) ссылаться в своей правде на сибирские города, то не посылать за справками, а решить дело по открывшимся обстоятельствам.
Из всего видно: а) что Уложение, за отсутствием высшего в Сибири судилища, где бы рассматривалось поведение должностных лиц, не разумело их навсегда бессудными, но кто из обиженных туземцев захотел бы отыскивать удовольствие в столице отдаленной? Стало, неправды многие выходили правыми, от категорий места и времени; б) трудно вообразить причину, для чего Уложение, уступая право покупать азиатцев всякому, возбраняет его лицам должностным; в) исключение, для беспошлинного проезда дозволенное сибирякам без различия состояния, показывало благорасположение правительства к дальним подданным; г) из последней статьи, чтобы не откладывать решений в долгий ящик за справками с Сибирью, выказывается опытность судебная. Ибо по чрезвычайному расстоянию, бездорожицею увеличиваемому, Сибирь представлялась страною отдаленною, но не колониею, потому что ни Уложение, ни правительство не выражало подобной мысли. Скорее, судя по исключительному царскому праву на мягкую рухлядь, можно бы помыслить, что Сибирь в уме правительства считалась государевою отчиною. Если р. Лена, чрез 15 лет приобретения, уже назначается Уложением (XIX, 13) в страну исправительного переселения для посадских и тяглых людей, которые закладывали себя высшим сословиям для отбывательства от податей и служеб, причина сему та, что правительство недоумевало иначе заселить русским племенем край суровый, заселить не для хлебопашества, а для приюта и тепла. Теплая там изба в морозы, захватывающие дух, есть рай, особенно на полатях[66].
2. Продолжение законодательства для Сибири.
Мы дали шаг Уложению, как вечному первообразу законодательства пред кратковременными распоряжениями, которые теперь и помещаются.
В сентябре (1633 г.) потребовано[67] под Смоленск из ближних городов Западной Сибири по человеку со 150 чет[вертин] земли, а из дальних — по 20 р. за человека, не исключая в обоих случаях ни воевод, ни приказных, ни стрельцов, ни казаков, ни татар. Это первый и последний в Сибири набор с земли.
В марте 1646 г. при сибирских соляных озерах и городских продажах учрежден надсмотр за денежным сбором с пуда соли по 15 к. без надбавки, введенной в России, и вскоре отмененной в Сибири. Надсмотр вверен купцам гостиной сотни Еремееву и Третьякову с товарищи.
В феврале 1648 г. велено продавать от казны табак, которого завезено из Москвы в Сибирь до 130 пудов по 10 к. золотник тертого, а сырого — по 8 к.[68] с строжайшим воспрещением частной продажи, привоза или посева в Сибири, вырученные же деньги употреблять на закупку соболей.
Поэтому казна выручила бы за 130 п[удов] 45 000 р., сумму изрядную, если бы в декабре того же года не последовало повеление о сожжении остального табаку повсеместно, как и в Мангазее, с запрещением привозить и разводить это растение. Должно думать, что причина быстрой перемены в законе основывалась на усмотренной невозможности пресечь корчемство при казенной продаже, с попущением же корчемства, без сомнения, сибирские ясачные звероловы прокурили бы знатную часть высокой рухляди.
В 1653 г. получена духовным начальством Сибири Корчмая [Кормчая] (Номоканон), переложенная и напечатанная при патриархе Иосифе, но разосланная при его преемнике Никоне. Это кормило к утверждению государственных законов руководствовало церковь и пастырей ея правилами, почерпнутыми из учения св. апостолов, соборов и св. отцов, с прибавками из греческого градоправления. Глава о степенях родства была необходима для церкви и не менее для гражданского судопроизводства.
До 1653 г. имя Сибири было символом богатства и пышности, местом предприимчивости и счастья; но с этой поры, для уменьшения как бы очарования, велено[69] воров и разбойников, присужденных к отсечению перста левой руки, отсылать в Сибирь. Можно бы подумать, что Сибирь, в понятиях щекотливого характера, потемнеет и останется темницею злодеев; но, как правительство, не смешивая достоинства страны с унижением частным, не переставало отправлять туда правителей из родов знаменитых, особенно в Тобольск, Сибирь осталась в уме правомыслящих людей такою ж, какою казалась сперва. В самом деле, чести и бесчестию, добродетели и пороку есть где разместиться.
В 1654 г. состоялось[70] учреждение об уничтожении по всему государству сборов, пошлин и откупов на землях владельческих и духовных для освобождения промыслов и торгов с тем, однако ж, чтобы при постах и перевозах установить сбор казенный во всех местах, без различия собственности. Грамота сия могла иметь некоторые последствия для Сибири в одном понижении с товаров провозной цены, а не во внутренней отмене сборов по имениям владельческим, как небывалым. Правда, наклевывались деревеньки на землях жалованных и примерных у Софийского дома и монастырей, но нет исторических свидетельств, чтобы в них взимались проезжие сборы.
В 1657 г. дана верхотурскому воеводе грамота с предостережением[71] от морового поветрия. Карантинные наставления того времени, как любопытные, помещены в скобке грамоты.