Книга История Сибири. От Ермака до Екатерины II - Петр Словцов

8. Предприятие на Колыме.

Обратимся теперь на северо-восток к зимовьям холодным, как и светила их.

После зимовья Тауйского, прежде помянутого, основан в 1647 г. острог на р. Охте, за 6 верст выше устья, для сбора подати с ламутов. Он оставался в ничтожности, пока не началось плавание на Камчатку. В том же году открыт на речке Кемпенде, в Вилюй впадающей, чудный фонтан соли, водометно бьющей в виде тонкой пыли. В 20 верстах оттуда найдена гора разноцветной соли, называемой сокольею.

В 1644 г. Колыма была перерезана тремя крепкими зимовьями, потому что тут бывали сходбища для обмена звериных шкур на мелочи надобные. По ней, начиная с верховьев, жило тогда многочисленное племя, которое, распространяясь по всей площади, заключающейся в развилине Станового хребта от Яны за Колыму, разноименно называло себя по родам, а у нас везде слыло юкагирами; оно вело войну до лимана Анадырского с коряками и чукчами, из которых последние не меньше воинственны, хотя на досуге и расписывают себя пунктирными разводами. И дикий щеголяет, и дикий воюет от безделья! Суетность и злоба, стало, не русскими занесены на Анадырь.

Якутское начальство, верное ясаку, как магнитная стрела полюсу, продолжает рассылать для разведки, нет ли еще где человеческих гнезд необъясаченных? Анадырь и Чукотия были в предмете, тем более что промышленники не раз к последней подходили на судах и менялись на зверя, на моржовый зуб. Щепы летели по берегам Колымы, и суда заготовлялись с году на год более. Приказчик одного купца, колмогорец Алексеев, берет казака Семена Дежнева в виде казенного досмотрщика и 20 июня 1648 г. из дельты Колымы снимаются с деревянных якорей семь кочей и плывут под ровдужными парусами на восток к р. Анадырю, который по тогдашней наслышке падал в Студеное море. На каждой коче сидело казаков и промышленников до 30. Четыре кочи погибают, а оставшиеся на прочих Алексеев и Дежнев с частью своих товарищей 20 сентября дерутся с чукчами на берегу, как между тем бурею разносит их суда, и одно из них выброшено к югу будто бы за Анадырем к Олюторской губе. Кой-как удалые, в числе 25, через 10 недель доходят до Анадыря и частью погибают от холода и голода. На другой год поднимаются по Анадырю и при устье Майна строят зимовье, впоследствии сделавшееся острогом. Года 4 не знали ничего об Алексееве и Дежневе, из коих первый от ран умер в руках неприятеля, не знали о них, пока другие казаки, сухопутно из Колымы отправленные на Анадырь, не натакались на скитальцев.

9. О Дежневе.

Кстати здесь пересмотреть отписки Дежнева, в Якутском архиве валявшиеся и (1736 г.) Миллером поднятые напоказ как доказательства, что Дежнев, его выведенец, обогнул в своем плавании Чукотский Нос и доплыл морем до Анадыря. Из доказательств его:

1) «Что, по словам Дежнева, Чукотский Нос протянулся в море между С. и В. и поворачивает кругом до Анадыря». То же мог бы Дежнев сказать и о Западном Чаунском мысе, приняв р. Чаун за Анадырь, по тогдашнему мнению.

2) «Что для различения между русской и чукотской стороны пала в море речка, при которой сделана башня из китовых костей». Речка, сказано, и притом с русской стороны; не очевидно ли, что сражение с чукчами было близ речки, текущей между Колымы и Чауна? Миллер ли или Дежнев назвал башнею кучу костей, только это не башня, а жертва религиозная.

3) «Что против Чукотского Носа два острова, на которых живут чукчи с прорезными губами и со вставными моржовыми косточками». Здесь место вопросу: против которого Чукотского Носа, потому что со времен Миллера до атласа капитана Литки, показывались на картах два Чукотских Носа, или мыса, Северо-Восточный и Южный? Против Восточного или около него вовсе не два острова; да притом, что шаг по проливу, является разница в видении мысов, представляющихся глазу островами отдельными, опричь действительных. Против Южного Чукотского мыса о. св. Лаврентия мог бы показаться Дежневу вдвойне, и могли тогда промышлять на острове американцы с прорезными губами; но все это у Дежнева подделка поздняя, дабы отдалить место стычки и удивить мерою водоходства. Между тем, по всем вероятностям, стычка происходила или при Чаунской губе, где группа островов могла показаться раздвоенною на взгляд перспективный, или при мысе Шелагском, которому также идут сбивчивые черты дежневского описания, и также есть два острова, подле Кекурного мыса. От того или другого места сражения Дежнев с товарищами мог в 10 недель добраться до залива Креста, и через 4 года скитальчества то к взморью Анадырскому, то к губе Пенжиной немудрено было ему в отписках и рассказах бахвалить с дерзостью.

4) «Что судно Дежнева, долго носившееся по морю, брошено было к полдню и, — по догадке Миллера, — к Олюторской губе». Можно ли так далеко видеть и так наугад говорить, когда лучше бы запросто понимать, что судно или затерто во льдах, или исчезло из глаз за островом, за мысом. Да и до того ли было при стычке, чтоб наблюдать за судном?

5) «Что на р. Камчатке, как после узнано, жили русские, вероятно, спасшиеся от крушения Дежнева судна». Могли быть из их числа, но чем увериться, что они туда зашли не иначе, как по морском обходе Чукотского Носа? Могли также быть занесены русские и с западного берега Ламы к устью Большой реки или Тигиля.

Вот все доказательства, по которым Миллер отдает первое открытие арктического пролива человеку[64], по его же речам, не промолвившему слова ни о проходе до Носа, ни о наплывных льдах, ни о туманах, ни о жестоких осенних ветрах Ю. и С.-З. в проливе, могших ежедневно преграждать плавание и не на хилых судах, — человеку, не засвидетельствованному ничем и никем из товарищей и противоречащему себе, когда полагал он Чукотский Нос от Анадыря то в 3 днях ходу сухопутного и водяного, то опять в далеком расстоянии.

Мы не отвергаем возможности пройти водяную черту, не пройденную, однако ж, ни Лаптевым, ни Шалауровым, ни Биллингсом, ни Врангелем; но не видим ничего убедительного, чтобы, без самообличения в народном самолюбии, осмелиться считать казака в Америко-Азийском проливе предтечею мореходца, которому морская история там завещала неоспоримое бессмертие имени.

Глава VII

Законы

1. Соборное уложение.

Среди завоеваний и утрат, среди бедствий и успехов протекло больше, чем полвека, как держава России укореняется в Сибири и, укореняясь, расширяется. Много пало храбрых, редкий в Сибири город или острог основался не на кости русской; много пало и иноплеменников неприязненных. Прошла мимо истории колония смелых, до первого самозванца в Сибирь явившихся; исчезли с лица степей, по тому же закону кратковременности, старейшины хищных орд, вторгавшиеся в нашу неопытную, прозрачную границу. Поколения их стихли, поколения внутренних крамольников свыклись с порядком непобедимым, а между тем приливы русских продолжались по назначению и по воле. При городах и острогах чередились предместья, в полях, где текут воды, росли деревни. И русские, и племена подвластные начинали считать себя принадлежащими к одной великой семье. Кстати, как бы для скрепы сего союза и для счастия всей страны, славный преемник царя Михаила, сын и законодатель, обнародовал[65] в 1650 г. в Сибири и на великой реке Лене Соборное Уложение для поступления по нему в суде и расправе. В этом творении мудрости и опытности русских веков изложены священные обязанности к Богу в вере, к царю в преданности, также изложены права и обязанности всех состояний в общежитии. Какое благодеяние, какое счастье увидеть вдали от Москвы каждому русскому себя, свою семью, свой труд, свою собственность под защитою законов в жизни и по смерти! В стране, зарождающейся из многочисленных зародышей, хотя зародыши сии и не были еще мыслящи, не радостно ли предусматривать сложение будущей съединенной жизни, жизни небывалой.