Книга История Сибири. От Ермака до Екатерины II - Петр Словцов

В апреле 1657 г. велено взимать в Сибири подати и пошлины одною серебряною монетою, с позволением казакам и жителям расплачиваться между собою сею монетою, особливо мелкою, медную ж, ходячую в России, исключить из обращения сибирского. Тут заметно довольно важное установление одной серебряной монеты для Сибири. Если, с одной стороны, выражается тем изобилие в серебре и испытанная удобность вывозить казну серебром в Москву, то, с другой, не было ли намерения чрез металлическое свидетельство показать соседям Азии богатство и могущество России?

Вот и другое еще обстоятельство по торговле. Бухарцы, давно знакомые с Москвою еще до появления прикащика Дженкинсона в сей столице (1558), привозили в Томск, Тару, Тобольск и Тюмень ревень в числе прочих товаров. Но в ноябре 1657 г. последовало запрещение на торг в Сибири ревенем черенковым и копытчатым с повелением не пропускать сего растения ни в Россию, ни к Архангельску и возвращать его с хозяевами за границу потому-де, что в России нет похода на ревень. Согласны, что русским не было знакомо употребление сего растения, но когда греки и другие иноземцы приезжали в Астрахань для закупки ревеня, как видно из того же узаконения, прилично бы заметить государственную погрешность в напрасном заграждении случая к транзиту в двух пограничных исходах, если бы благо транзита могло быть понимаемо политикою того времени. История ревенная, здесь начавшаяся, теперь пойдет безотлучно с судьбою Сибири при бесчисленных изменениях, и разве одна гомеопатия изгонит сие насильственное лекарство, как сперва оно было изгнано упомянутым указом.

С 1657 до 1662 г., когда в этот промежуток строились и перестраивались, терпели и отражали нападения по Южной Сибири, начальства сей страны не получали от престола особых установлений. Ибо во все это время с 1654 г. внимание монарха, хотевшего поправить трактаты своего родителя и поместить в титуле Литву, и даже Польшу, было отвлечено на борьбу то с Польшей, то со Швецией, то с Малороссией, столь же шаткою в подданстве, сколь легкомысленною в выборе своих гетманов. Воспользуемся же досугом, дабы сообразить следствия завладения и управления Сибирью, а наперед изъяснимся о предложенных законах в отдельном смысле к Сибири. Это правда, что с падением Судебника Сибирь перестала знать судей с боярским и наместническим судом, и истец не обязывался платить двойственных процентов с рубля одних, со времени царя Бориса присвоенных казне вполне, сколько следовало по Судебнику судьям и их канцеляриям, а других, взамен того предоставленных на произвол судей и дьяков; правда, что судному грабежу, как Татищев характеризует его, миновала пора с появлением Уложения; но Уложение без блюстительной власти успело ли переломить долговременные навыки, когда оно, сделав легкую острастку воеводам, покинуло дальнюю страну в их руках. Конечно, не дошло до нас положительных известий, как тогда судили и судились; но ошибемся ли, когда вообразим себе, что по иску, справедливому или затейному, воевода сам допрашивал ответчика в кандалах, забирал всех, чье имя будет промолвлено на суде, и садил их в тюрьму, сам по крестном целовании сказывал приговор и сам исполнял его, или по воле его был исполняем. Сибирь была в руках воевод.

3. Оглядки на зады Сибири.

При сближении с следствиями, происшедшими от Управления и нового быта, нельзя не оглянуться на зады Сибири, которая с тех пор, как мы ушли из нея далеко на восток, продолжала нередко терпеть по границе тревоги и даже разорения, несмотря на укрепления, строившиеся по линии Южной.

Мы видели, что в 1641 г. Красноярск успокоился, подкрепляясь притом Ачинским острогом, на некоторое время смятым и опять возникшим. Не лучше того происходило и на западе, с переменным счастьем. В 1640 г. Девкет-Кирей, кучумовец, ограбив и разорив деревни около Тарханского острога, не смог только повредить самому острогу. Толь близкая к Тобольску дерзость была огорчительна тем более, что этот город с окружными деревнями в 1636 г. понес от великого наводнения несметные убытки в строениях, запасах, скоте и во всей почти собственности. В 1641 г. калмыки торготского поколения, в числе 700, бились с казаками, принужденными спасаться в том же укреплении. В 1646 г. по большему движению, какое замечено у калмыков, кочевавших по Ишиму и Тоболу, тобольское начальство, не полагаясь на защиту Южной линии, как ослабленной в числе ратников, часто удаляемых за Енисей, опасалось осады для самого Тобольска[72], но пополох миновал без всякой беды, в 1651 г. разорен и выжжен кучумовцами монастырь Долматов.

В том же году застроенная на Утке от Верхотурского воеводства слобода вскоре разорена сылвинскими татарами. В следующем году телеутские родоначальники Маджик и Кока, сын известного Абака, прежде подданные московского царя, делают набеги на Кузнецкий округ. Они продолжают то же ремесло и в 1656 г., а через два года, теснимые ополчениями контайши, снова прибегают в подданство России, так что значительная часть телеутов, увидев коловратность своих вождей, переселяются навсегда в округи Кузнецкий и Томский. В 1659 г. Абугай, кучумовец, вспомоществуемый калмыцкими родоначальниками, расхитил на Барабе деревню Татарскую и успел ускользнуть от посланного отряда. В 1660 г. калмыки, подданные контайши, опять грабили Барабу, на которой кровь человеческая не переставала литься, как будто на римской позорищной арене. При сем случае произошли два достопамятные обстоятельства, одно безрассудное, другое благоустройственное. Тарские воеводы, известясь о помянутом набеге, послали гонца на Москву в Сибирский Приказ, который ничего другого не мог сделать, как велеть соединить команды смежных городов тобольского разряда, но время, разумеется, ушло. Тогда Тобольское воеводство, как областное, признав своею обязанностью представить о вреде, какой может происходить и впредь от самовластия городов, успело испросить в 1661 г. постановление, чтобы без ведома тобольского начальства подведомные воеводства не имели права ни вступать в поход, ни принимать посланников, обыкновенно приезжавших с караванами. Из того вышел оборот, что и караванам надлежало приходить в Тобольск, в предосуждение прежнего торга Тары и Тюмени и в неожиданную выгоду Тобольска.