Книга Нежная охота на ведьму - Дарья Симонова

Это было преувеличением. Разве что Кара поначалу пыталась что-то предпринять. А Любе Шалимов намекнул, что этого делать не нужно. Дескать, можем навредить — вдруг он скрывается от органов, натворил чего — и в бега… «Наберитесь терпения и ждите!»

Убедительно, если принять во внимание Сережин анамнез. Люба подумала, что в этом есть резон. Хотя… уединившись у Ольшевских, Сергей вышел из запоя и погрузился в работу. Но с чьих это слов известно? Со слов Кары. А она источник ненадежный. Ее послушать, так Шалимов — чудовище, тиран и бабник. И он якобы оговорил Сережу, обвинив его в крупной краже!

Но у Любы был совсем не вяжущийся с такими версиями опыт. После исчезновения мужа Шалимов взял ее под свое крыло. Помогал ей деньгами в трудные времена. А ведь он Сереге и не кровный родственник! Всего лишь бывший муж сестры. Это кто? Зять, что ли… И вот этот седьмой воды на киселе зять похлопотал, и Сережу взяли в архитектурно-строительное бюро, реставрировавшее усадьбу, где было издательство. Потом издательство оттуда турнули, и Шалимову, должно быть, стало не до алко-нарко-запойного братца бывшей жены… Но его семью он в беде не бросил… Какой работодатель еще на такое способен?!

Бывали дни, когда ноющая тоска по несбывшимся юным планам, связанным с Сергеем, накатывала с особенной остротой. Люба была единственным человеком, кто верил в то, что ее бывший может «сняться» со своих допингов. Но также Люба знала, что это произойдет без нее. Для этого необходим вертикальный взлет с разрывом всех привычных житейских оболочек…

В редкую минуту она пыталась верить, что такой взлет и произошел. Только почему он оказался столь необратим… «Во мне дух спившегося деда, — твердил по пьянке Сергей. — А хранит меня бабушка Алина. Она выпила его страдание. Она его отмолила».

Люба не любила пьяных слез и в родовую историю не вникала.

И вдруг, в разгар подростковых бунтов, Ромка стал живо этой историей интересоваться. И говорить с кем-то по скайпу за закрытой дверью в своей комнате. Он стал выспрашивать о таких подробностях, которые Люба либо не знала, либо пыталась забыть. Например, правда ли, что тетя Кара психически больна… И действительно ли Маринка, ее дочь, вовсе не от Шалимова?

Это было уже слишком! Люба поначалу была уверена, что воду мутит ошалелая дщерь. Марина — королева драмы. Зачем ей очернять мать и рассказывать семейный компромат? Вопрос без ответа. Очевидно, из любви к искусству. И ведь, в сущности, хорошая девка… В другой ситуации она бы защищала родительницу, как тигрица. Но это если бы той действительно требовалась защита. А когда все пристойно, то это скучно.

Как выяснилось, Марина была ни при чем. Но, когда Кара нашла в своем приквартирном шкафу деньги, Люба стала подумывать, а не сумасшедшая ли она на самом деле… Как говорил Сережа о своей сестре, «ее вечно от всего берегут. Тот, кого берегут, вырастает монстром». Люба считала, что это обычная амбивалентность старшего и младшего ребенка, вечная борьба за родительское внимание. Но, когда Кара всерьез захотела поделиться с ней упавшим с неба подарочком в розовом конверте, объяснив, что «ты же имеешь на него все права как жена и мать его ребенка», Люба всерьез испугалась. Ведь как жена и мать она уже получала вспоможение от Шалимова! Догадка ее ошеломила: Кара об этом не знает! Знает… только тот, кто решил раздать всем сестрам по серьгам. По розовым конвертикам… По справедливости.

А вот это был его пунктик — справедливость, которой научил отец.

И фигура в Ромкином скайпе обрела знакомые очертания. Сережа нашелся. Он вышел на сына. И более он ни с кем из прошлой жизни знаться не хотел.

Почему? На этот вопрос Рома хлопал дверью, ссылаясь на «жизненно важную конфиденциальность». А что можно ждать от блудного отца?! Почему он вдруг возник на горизонте, почему именно сейчас? Где он находится и что делал все эти годы… Люба из кожи вон лезла, чтобы узнать хотя бы крупинку подробностей, на что ее внезапно повзрослевший сын резонировал:

— А почему ты просто не обрадуешься тому, что он жив?

Люба торопливо клялась, что она рада, конечно, рада, но ведь…

— …Просто места себе не находишь от радости! — язвил Ромка.

— Да как тут обрадуешься, если он даже объявиться по-человечески не хочет?! — срывалась Люба. — Что это за конспирация? Может, он действительно преступник? Во что он тебя втягивает? Почему говорит только с тобой, с ребенком?!

— Потому что я его ближайший родственник, — не моргнув глазом, отвечал Ромыч. — Не ты, а я!

— Хорошо, допустим. Но у него еще есть сестра, которая все эти годы…

— …Которая его не особенно искала! — парировал сын. — Кара не должна знать, где папа. Ничего ей не рассказывай! Иначе он снова исчезнет.

Вот она, мальчиковая солидарность! Папенька наломал дров, основательно испортил жизнь семье, куда-то свалил, никого не предупредив и наплевав на чувства близких, фактически умер — а теперь объявился и шантажирует новым исчезновением! Родная сестра — единственная, кто ему помог, когда все отвернулись, — теперь персона нон грата… При этом сам Ромка к тете Каре относился очень тепло. И на Любины «тебе не стыдно» заверял, что его отношение нисколько не изменилось. Ему даже нравится открывшийся «компромат»! Ведь гораздо интереснее сумасшедшая родственница со сложной личной историей и со взбрыками, чем паинька, послушная социальным нормам. «Узнаю папашину широту взглядов!» — отмечала про себя Люба. Она помнила, что в отношении Сергея к сестрице было много подводных камней. И странная путаница: то он объявлял ее пациенткой клиники неврозов, потому что она с детства «слышит голоса и полтергейсты всякие», то вдруг ее жалел, потому что «она обречена быть правильной женой Анной Григорьевной Сниткиной при разных бесноватых Достоевских».

— Да только следы предыдущих жен она постарается уничтожить… — неожиданно заключал Сергей.

Люба не знала, что сказать на это. Интуитивно понимала, о чем он, но и конфронтировать с Карой, которая к ней с добром, не хотела. Однако, когда Сергей отыскал в Сети сына и начал раскрывать ему сомнительные семейные тайны, Люба решила, что надвигается какой-то абсурдный заговор — но не против Кары, а против нее. Что Сергей хочет забрать Ромку к себе, в неизвестность. А сынище, подогревая ее страхи, лучился нахальной независимостью и причастностью к игре.

Люба, конечно, проговорилась. Нарушила ультиматум и позвонила Каре. Та, выслушав ее, быстро спросила: «Ты видела Сережу своими глазами?» «Я его слышала!» — вспыхнула Люба, возмутившись тем, что градус новости пытаются понизить. Ей самой было досадно, что Ромка предусмотрительно выключает видео, когда чувствует материнское вторжение в его конспирацию.

Кара тихо произнесла:

— Это ведь может оказаться не он…

— Да с какой стати?! Голос-то Сережин! И кто это может быть, кроме него?

— Но почему он не хочет выходить на связь… ни с кем, кроме ребенка, который его толком не помнит.

Обескураженная, Люба не знала, что ответить. У нее на устах застыл тот же вопрос, который она услышала от сына: «Почему же ты просто не обрадуешься тому, что он жив?» Однако мысль ее, послушно сбитая сомнением, потекла по иному руслу: а что, если Кара права? И Ромку взял в оборот вовсе не его отец, а, не дай бог… какой-нибудь извращенец! А что до знакомого голоса… так если подумать, Люба его почти не слышала! Рома только однажды говорил с папашей без наушников…