Книга Спаситель и сын. Сезон 2 - Мари-Од Мюрай

— Не в эту урну!

Луиза обернулась, загораживаясь коробками, как щитом, и ее взгляд встретил глаза лазурной синевы.

— М…месье Жовановик, — пролепетала она.

— Напугал вас, бедняжечка вы моя? А я здесь спасаюсь, когда на улице дождь ливмя.

Голос звучал грубоватой лаской, так говорят, когда не хотят испугать ребенка. С галантностью старого военного он освободил Луизу от коробок и сам выбросил их в нужную урну. Лазарь все понял правильно: Жовановик жил на улице, но иногда прятался в подвале дома номер девять по улице Гренье-а-Сель.

— Я знаю код этой двери, — сообщил он, подмигнув.

Участливый месье Жовановик напомнил Луизе отца — она долго плакала, когда его не стало, — и она пригласила старика выпить у нее чашку чая.

— Это большая честь, — сказал он, выпрямляя высокую костистую фигуру, — но я не могу бросить свое хозяйство.

Он показал на объемистый походный мешок возле батареи. Луизе он показался очень тяжелым, и она робко предложила, что поможет его нести.

— Отставить, детка! Я оттрубил двадцать лет в Легионе, — ответил Жово. — «Иди или сдохни!» — вот наш девиз.

— Тогда пойдемте, — кивнула Луиза и двинулась первой.

Жово оглядел квартиру с таким же удовольствием, с каким совсем недавно ее оглядывала Луиза.

— Люблю порядок, — признался он. — У вас тут все по местам.

— Какой чай будете? Эрл грей подойдет?

— А чего-нибудь похолоднее нет?

— Похолоднее?

— И покрепче.

— А-а-а, — догадалась Луиза и только тут задумалась, кого же это она позвала к себе в гости. — Как вы относитесь к рому?

— Годится. Алкоголь уничтожает паразитов.

Месье Жовановик, как видно, в первую очередь заботился о гигиене, и у него на этот счет были твердые правила. Луиза поставила на стол бутылку «Ла Мони», которую Спаситель привез ей с Мартиники. Ром с тех пор уменьшился в ней разве что на наперсток.

— Мать-перемать! Да он мертвого воскресит! — обрадованно воскликнул легионер и прищелкнул языком.

Луиза сразу вспомнила распоряжения Жово, написанные на бумажке.

— Скажите, это не ваш? — спросила она и протянула ему найденный бумажник.

— Сучья кровь! Неужто вы его нашли?

«Мать-перемать» и «сучья кровь» были любимыми присловьями галантного месье Жовановика, который прошел от Индокитая до Алжира с уставным револьвером и пистолетом-пулеметом системы «стен». Теперь они, завернутые в старые кальсоны, покоились в его объемистом походном мешке.

Ром развязал старику язык, и он рассказал Луизе свою жизнь. Он родился в Сербии, мать у него была проституткой, она бросила его в Бельгии, французская социальная служба позаботилась о нем, в пятнадцать он пошел в Сопротивление, а когда Францию освободили, играл на праздниках на аккордеоне, потом работал помощником парикмахера, был инструктором парашютного спорта, пожарным-добровольцем, гонщиком на велосипеде, бродячим торговцем и, в конце концов, поступил в Иностранный легион. Двадцать лет он верно служил Франции. Лишился одного легкого. А на старости лет перебивался как мог, наделал долгов, обнищал, оказался на улице. Луиза с удовольствием бы кое-что записала и поместила очерк-портрет в «Репюблик дю Сантр», но она чувствовала, что Жово многого не договаривает, умалчивает о многих горестях. Не стоило его смущать.

— А что это за фотография? — спросила она, показав на бумажник.

— Девочка-то? Дочка моей сестры. Славная девчушка. Не знаю, что с ней стало.

Луиза кивнула, сделав вид, что поверила. Но вряд ли человек вроде Жовановика хранил бы в бумажнике фотографию племянницы.

Старый легионер не жаловался на свою теперешнюю жизнь. Считал, что сам виноват, «наделал глупостей», не научился жить на скромную пенсию, — понятно, что домовладелец сначала отключил ему за неуплату отопление и свет, а потом выставил за дверь. Подвал, скамейка в парке в качестве кровати его вполне устраивали, он беспокоился только за походный мешок, «свое барахлишко», как он его называл.

— Тут все мое имущество, чистая одежда и… кое-какие сувениры. Боюсь, что его украдут, когда сплю. Даже здесь, у вас в подвале…

Луиза охотно бы предложила старику оставить его мешок у себя, но все же она была одинокой женщиной с двумя детьми. И что подумает неприятный сосед, если часто будет видеть у нее Жово? По счастью, у нее нашлось решение, и звали это решение Спаситель. И она рассказала Жово о месье Сент-Иве, психологе, который живет в центре города и который с кем только не знаком: и с социальными службами, и с директорами общежитий, и с волонтерами из благотворительной столовой, и он…

— Это ваш милок? — прервал ее рассказ вопросом Жово.

Луиза слегка смутилась, услышав это вышедшее из моды словечко.

— Оно и правильно, — одобрил он ее, не ожидая подтверждения. — Милок куда лучше мужа. Оба свободны. И на такую, как вы, красотку не жалко и денежки тратить.

У месье Жовановика были правила и насчет морали.

* * *

«Быть бы вот таким розовым слепышом, — думал Спаситель в пятницу утром, склонившись над клеткой мадам Гюставии. — Жить инстинктом, не знать, что умрешь. Быть пятидневным хомячком. Не нести ответственности за Марго Карре, Эллу Кюипенс, Габена Пупара, мадам Мадлон Бравон, за маленькую Райю Хадад…» Алекс и Шарли отменили консультацию во второй половине дня, зато неожиданно появилась Пенелопа Мотен с новой «неотложной» проблемой. Спаситель с удовольствием бы отправил куда подальше бесцеремонную девицу, но она вызывала у него любопытство, он ее пока не разгадал. Любопытство и помогало ему переносить тяготы профессии.

— Сегодня в шесть, — предложил он Пенелопе. — У меня отменилась одна консультация.

Пенелопа взялась за бронзовый дверной молоток с пятнадцатиминутным опозданием, и Спаситель сказал ей, что она имеет дело не с мальчиком на побегушках.

— Что значит «побегушки»? — спросила она, как всегда, недовольным тоном.

Спаситель пожал плечами и не стал отвечать.

— Что у вас произошло?

— Мой изменяет мне со своей бывшей.

— Хорошо.

— Что хорошего? — взорвалась Пенелопа. — Вы всерьез считаете, что это хорошо?

— Нет, я дал вам понять, что я вас слушаю.

— А, ну да, я забыла… Эти ваши штучки. А мне-то что теперь делать?

— Да, что вам теперь делать?

— Разводиться, что ли?

— А вы, значит, замужем?

— Ну да. А я вам разве не сказала?

— Сказали вот сейчас. Вы поговорили с… Как зовут вашего мужа?

— Я забыла… Я же вам называла, вы не записали?

Спаситель пристально посмотрел на Пенелопу.