Книга Чужими руками - Юля Григорьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светочка слушает вроде бы вполуха, но я вижу – сосредоточена. Все мотает на ус. Ну и правильно. Говорю ей о том, что важно не упустить те возможности, которые дает молодость. Что у молодости есть один очень серьезный недостаток. Она быстро проходит.
– Смотри! – предупреждаю ее. – Есть ошибки, которые невозможно исправить!
– Мне это не грозит! – заявляет Светочка и с вызовом смотрит мне в глаза.
Сколько в ней самоуверенности!
– Как говорила моя бабушка: не зарекайся на веку – дашь и старику! Ты лучше слушай, что тебе не самая глупая на свете женщина говорит.
Светочка скромно опускает длинные ресницы, смотрит в пол. Ё-моё! Сама невинность!
– Кавалеров вокруг тебя еще много будет. Но поверь: такие, как Петр Ильич, могут больше и не подвернуться! А потому возьми от него все, что только можно! Он тебе ничего еще не обещал?
– Золотые горы… – усмехается Светочка.
– Он ведь млеет от тебя. Тащится по полной. Ты это понимаешь?
Светочка лукаво усмехается. А у самой в глазах сверкают даже не чертики, а дьяволы какие-то. И понимаю я, что напрасно взялась учить юную девушку уму-разуму. Она сама может меня проконсультировать. «Вот это номер! – грустно констатирую я. – Опять прокол у тебя, Зоя Андреевна. Что-то ты в жизни недопонимаешь. Не просекла, что в действительности перед тобой не наивная, обомлевшая от внимания начальника девчонка, а зрелая, хитрая и циничная женщина. Которая и без твоих лекций знает, как выгодно продать себя». Немножко завидую ей. Я в ее годы была глупее. Потому и наделала ошибок.
– Ладно! – обрываю я разговор. – Тебе в зал пора! Там, наверное, тебя уже ищут!
– Я там сейчас не больно-то нужна. Молодежь боится за мной приударить. А Петр Ильич супругой занят.
– Все равно! Иди в зал!
– А вы?
– Мне отдохнуть надо! Много выпила. Я скоро уеду. Есть дела в городе. Только ты не говори никому. Хорошо?
Светочку трогает мое доверие:
– Хорошо, Зоя Андреевна! Не скажу!
– Ну и славно! Иди!
Оставшись одна, иду в ванную. Долго смываю с себя феромоны мальчишки. Еще до отъезда на базу в моей голове начало складываться представление о том, как мне жить дальше. Неудачная попытка скандала не выбила меня из колеи. Секс с Вадиком защитил от подступавшей депрессии. Помог отогнать прочь заворочавшиеся в душе сомнения. А откровенный разговор со Светочкой окончательно расставил все по местам. Я давала девчонке советы, а на самом деле говорила о себе. Учение Амриты – как свет в конце тоннеля, не дает мне безвольно расплыться бесформенной слизью в беспросветной темноте будущего. Я не собираюсь сдаваться на милость победителя! И уж тем более – мириться с ролью жертвы.Выезжаю за ворота базы отдыха и за первым же поворотом останавливаюсь, чтобы позвонить. Хотя тут нет и не может быть гаишников, говорить на ходу не люблю. Набираю номер Василия.
– Слушаю!
– А где «здравствуй»? – спрашиваю.
– Ну, здравствуй! Чего звонишь?
– Хочу узнать твои планы на сегодня.
– Никаких планов. В гараж собираюсь.
– На обед домой придешь?
– Да нет! Тут перехвачу. Захватил бутерброды.
– Ну ладно! Пока тогда!
– Пока!
Поговорили. Не спросил даже, как корпоратив проходит. Это меня, конечно, не огорчило. Что мне нужно, я узнала. Василий собирается пробыть в гараже до вечера. Чудненько.
Хотя мой план оставить след в памяти бывших сослуживцев и не удался, главная задача выполнена. Запомнят Зою Андреевну! Навсегда запомнят!
Еще раз спасибо тебе, Амрита! Как легко ты научила меня жить, не думая о возможной скорой смерти! Я уже не боюсь умереть. Но и торопить переход в вечность не собираюсь. Кто его знает, как оно там будет? Амрита ничего об этом не пишет. Одно ясно: там у меня не будет моего чудесного, молодого, жадного до радостей жизни тела. Амрита говорит, что оно не понадобится.
Тогда вообще непонятно, в чем смысл вечного существования в каком-то неведомом состоянии. Каково это: если ты – только Сознание. И больше ничего. Тебе не надо одеваться. Наряжаться. Радоваться красивым тряпками и дорогим украшениям. Мужчины не будут оглядываться, чтобы восхититься совершенством твоей фигуры. Да их ведь тоже не будет! В чем же тогда смысл такого бессмертия? Амрита пишет: душа всегда будет жить в вечном космосе. А что такое душа – не пишет. Она пишет: Сущность. А как она выглядит, эта Сущность? Никак. Невидима. Неосязаема. Бесплотна. Как же она тогда чувствует? Никак, что ли? В общем, торопиться в вечный космос – это как идти туда, не знаю куда и неизвестно зачем. Раз все там будем – беспокоиться не о чем. Вот бы только с сестричкой да мужем разобраться.
Я сворачиваю к дому Супермена. И через десять минут звоню в его дверь. Долго, очень долго за дверью царит тишина. Мое терпение на исходе, и я звоню снова. Наконец слышу какие-то шорохи. Ворочается ключ в замке. Сонный Супермен недоуменно смотрит на меня. Похоже, он не понял, кто стоит перед ним. Улыбаюсь ему:
– Привет! Это я! К тебе в гости! Пустишь?
Супермен все еще таращит на меня глазищи, отходит в сторону. Я делаю шаг вперед. За спиной щелкает замок захлопнувшейся двери.
– Ты что? Не рад?
– Ничего не понимаю… – бормочет Супермен. – Ты?
– Ну слава богу! Узнал!
– Откуда ты взялась? Ты же на корпоративе!
– Не вынесла разлуки! А ты, как мне кажется, не рад! Или я ошибаюсь?
Сонная одурь сходит с небритого лица Супермена. На его губах проснулась и заиграла озорная улыбка.
Права ли ты, Амрита? Хороша ли вечная жизнь в холодном космосе? Заменит ли она радости земной жизни? Что принесет блаженство бесплотной, бесчувственной душе? Не окажется ли, что там мы будем только вспоминать с тихой грустью о навсегда утерянных радостях любви?
Мы неподвижно лежим рядом друг с другом. Наши глаза закрыты.
Но прав был Соломон! «Все проходит!» Как бы ни были неистовы волны могучего шторма, они обязательно стихнут, и на смену им придет блаженный штиль. Так и страсть уступает место тихому умиротворению.
– Почему ты так рано вернулась?
– Я же сказала! Соскучилась!
– Не ври!
Я открываю глаза. Возмущенно хлопаю ресницами:
– Ты мне не веришь?
– Что там стряслось? – вопросом на вопрос отвечает Семен.
Снова закрываю глаза. Несколько секунд лежу молча. Откуда в этом самце взялась проницательность? Женское, вообще-то, чувство. Несвойственное мужчинам.
– Так что? – не выдерживает Супермен.
Я вздыхаю: