Книга Наречия - Дэниэл Хэндлер

— То есть ты сначала дала бы ему в лесу, а потом попыталась бы завести с ним серьезный разговор?

— Да, и наверняка бы из-за этого расстроилась, — соглашается Эдди. — Мы бы наверняка лгали друг другу — не один, так второй… Впрочем, по-моему, я собиралась рассказать тебе мою историю.

— Мне кажется, этот парень тебе не подходит, — говорит Стивен. — Не понимаю, что ты в нем нашла. — Он протягивает руку и без каких-либо видимых причин поднимает с земли камень и бросает его в ручей. — Думаю, тебе нужен другой. Я это сразу понял, как только вы сюда пришли. С первого взгляда.

— Может, мой сон именно об этом, — отвечает Эдди, и это как раз и есть тот самый вздор, на который я намекаю. С какой стати говорить подобные вещи? К чему притворяться, что сон Эдди — самое главное, когда вокруг творятся такие ужасные вещи? Но так оно и есть.

Стивен смотрит на Эдди, смотрит на ее рубашку, которая была наспех застегнута еще на поляне, и думает про себя: эта женщина сейчас расскажет мне свой секрет.

— В общем, мы встретились с ним в одной кафешке, это заведение действительно существует в городе. И в моем сне. И Хэнк хотел мне что-то сказать, а именно, что он мертв. В общем, это почти то же самое, как если бы он оказался голубым. А может, и нет, потому что проблем возникло больше. Он сказал мне, что есть такие вещи, на какие способны только привидения, и такие, на какие они не способны, а тем временем…

— Ты красивая, — говорит тем временем Стивен так, словно он пьян. Возможно, причиной тому боль, но признайтесь, сколько всего вы способны простить?

— А тем временем… — настойчиво повторяет Эдди.

— Ты красивая, — вновь говорит Стивен. — Что плохого, если я скажу? Мы ведь с тобой больше никогда не увидимся.

Странный он, однако, тип, и Эдди это прекрасно понимает. Но что она может сделать, кроме как продолжить свой рассказ. Странные типы водятся повсюду, и это тоже составная часть любви. Будь в нашей истории женщин больше, чем мужчин, они бы постоянно болтали о своих дружках и тем самым скоротали бы время до наступления темноты. Они бы рассказывали друг другу о том, с какими странными типами сталкивала их судьба, какие странные, если не совершенно кошмарные вещи говорили им эти мужчины. Конечно, всегда найдутся женщины, которые настолько глупы, что рассказывают такие вещи, как только на них найдет соответствующее настроение, или когда они выпили лишнего, или — глупо, ужасно глупо — пока они идут по лесу. И, разумеется, всегда найдутся мужчины, которым все равно, если они говорят или делают что-то такое, от чего женщинам становится не по себе, когда они одни, или даже такие, что — какой бы ни был день — способны, как тот фокусник, извлекающий кролика из шляпы, создать панику из ничего.

Стивен подбирает с земли еще один камень, больших размеров. Если он его бросит, то тем самым причинит ноге лишнюю боль, если нога у него действительно ранена. Но даже это не играет никакой роли в лесу, вот почему история уже забыта ее участниками. Каким образом мы с вами что-то забываем? Мы просто уходим прочь с того места — те из нас, кто еще жив. В нашем сердце так мало полян, так мало мест, где ничего не растет поверх того, что произошло раньше. И это тоже любовь. Вы с людьми, а потом уходите прочь, только не сразу после того, как они впервые вас испугали, потому что вы знаете — такое случается сплошь и рядом. Так что мы все покидаем берег ручья или речки и так никогда и не узнаем, что говорил Эдди призрак Хэнка Хейрайда, пока кто-то пытался что-то соскрести с окон кафешки. Во сне это был конец января, то есть самое время соскребать с окон реальной кафешки рождественские картинки. Картинки соскребут, и окна останутся голыми, и с улицы будет видно, кто сидит внутри, едят они, пьют или просто разговаривают. По мере того как мужчина — а это был мужчина — соскребал с окон картинки, его инструменты производили жуткий скрежет, и скрежет, наверное, и есть самое страшное в этом сне. Когда Эдди проснулась, она прежде всего вспомнила тот звук, тот скрежет, и тотчас поняла, что он означает: нечто пытается соскрести с нее кожу, оставив истекать кровью. Нечто такое, что хочет испугать ее, расцарапать ее в кровь, нечто, что гораздо хуже, чем все ее неурядицы с Адамом, который сейчас спит рядом с ней, несмотря на все их планы отправиться завтра в лес, но, как и следует ожидать, Адама рядом с ней больше нет. Потому что Адам вместе с Томасом пришли на огромный пустырь. Кстати, всю дорогу Адам шел на шаг позади своего спутника. Пустырь порос травой, а с одной стороны виднеются остатки забора, который кто-то разобрал и сложил штабелем. Так что никаких границ здесь нет. Вдали, на другом конце пустыря, тянется пространство воды, а по другую сторону водного пространства виднеется город — Сан-Франциско, одно из самых красивых мест на земле.

Трава на пустыре влажная от росы. Мужчины останавливаются, Томас достает из рюкзака бутылку воды и пьет. Адам кивает в сторону города.

— Страшно подумать, что произошло, — говорит он, имея в виду недавнюю катастрофу, — хотя…

Томас убирает ото рта бутылку и протягивает ее Адаму. Недосказанная фраза повисает в воздухе.

— Что-то я не узнаю этот пустырь, — говорит Томас, — я бы наверняка запомнил сложенный забор или что-то еще. Где мы? Куда ты меня привел?

Адам усмехается неприятным смешком. Он пьет из бутылки воду и продолжает смеяться, и вода проливается ему на подбородок. Кстати, ему гораздо хуже. Глаза его налиты кровью, он постоянно моргает. Ему тяжело дышать, очень даже тяжело, а еще он не может унять дрожь в руках.

— Спорим, никакой карты у тебя с собой нет, — говорит Томас.

— А вот и есть, — отвечает Адам. Он дрожащей рукой лезет в карман и, как ни странно, достает оттуда карту, после чего, не переставая хихикать, разворачивает ее. Мы пропустим все те безумные слова, что он наговорил, пока мир вокруг него трещал по швам и рушился. Ему постоянно мерещатся какие-то звуки, от которых он то и дело вздрагивает.

— Разве нельзя просто идти дальше? — спрашивает Томас. — Моему другу требуется помощь.

— Твоему другу, — презрительно ухмыляется Адам и восклицает: — Надо же!

Какое-то время он прислушивается к пронзительному крику птицы, который ужасно действует ему на нервы.

— Ты не хочешь сказать мне, на какие наркотики ты подсел и в каком количестве? — спрашивает его Томас.

— Так, по мелочи, — моментально откликается Адам. — Сам толком не знаю. Мы всего лишь собирались в лес, чтобы перепихнуться. Ей это нравится.

— Вот уж не думаю, — говорит Томас. — По-моему, ты уже порядком подсел, только твоя подружка об этом не знает или же не хочет знать.

— Почему бы тебе не назвать ее по имени? — говорит Адам.

— Я понятия не имею, как ее зовут. — Томас со вздохом забирает у Адама бутылку. Ему все это уже порядком надоело, а еще немного не по себе. Если они пошли не той дорогой, придется возвращаться назад, значит, время потеряно понапрасну, и им снова идти на поиски лесничего, только уже гораздо быстрее, потому что жизнь Стивена в опасности.