Книга Медленная проза - Сергей Костырко

…Передо мной стояла сосна. За сосной открывалось набережная, порт, бухта, дали; и свет сейчас такой, который я ждал, чтобы сделать пару снимков с этой сосною. Хороший был бы снимок…

Сволочи!

На следующий день вместо тенниса я поехал на морскую прогулку к Ласточкиному гнезду. На море лежал туман. Берега не было. Барабанные перепонки долбил остервенело-задорный голос певицы из громкоговорителя: «Ой, Серега, не стой у порога! Не стой у порога, ой, Серега, Серега!» Потом я поднимался вместе со всеми по крутой бесконечной деревянной лестнице на скалу, чтобы вблизи посмотреть на нелепый бетонный торт в форме средневекового замка. Посмотрел. Потом снова слушал про Серегу и смотрел на серую воду. Ступил на неподвижный асфальт набережной и, попетляв по узким заплетенным улочкам в гору, к Дому, поднялся на крыльцо, прошел холл, нажал кнопку с номером своего этажа, и за моей спиной закрылись двери лифта. Потом – двери моей комнаты. Я вышел на балкон, и мне стало наконец-то хорошо. Отсюда и город и море – как с самолета.

На следующее утро я решил, что надо съездить в Гурзуф, посмотреть коровинские пейзажи в натуре. Действительно, несколько кварталов Гурзуфа на редкость колоритны. И залив и камни, которые я видел на пейзажах Коровина, имеют место. Очень красиво.

Но когда троллейбус, проделав обратный путь мимо эталонных крымских пейзажей, начал медленно скатываться к городу, в животе что-то снова напряглось.

Я хряпнул на автостанции стакан мадеры под фаршированный перчик, а на подходе к Дому купил к обеду пива и, еще через полчаса, отяжелев после обеда, потащился вверх от столовой к своему корпусу с намерением вырубиться часа на два.

В дверь постучали, когда я взялся за покрывало.

– Да, – обрадовался я: администраторша обещала достать свежую ленту для пишущей машинки. – Войдите.

– Можно?

В полуоткрытой двери стоял Амбал. И кто-то маячил за ним.

– Ну, уж это чересчур, – вырвалось у меня.

– Нет-нет. Ради бога, не беспокойтесь, – заговорил Амбал увещевающим голосом. – Я тут по своим делам. Увидел, как вы из столовой шли, и решил проведать… Так можно войти-то или совсем некстати? Вы не стесняйтесь. Незваный гость, как говорится… А?

– Заходите. Конечно.

Амбал прикрыл за собой дверь. Прошел, присел на кресло, не облокачиваясь, как на официальном приеме:

– Вас уже два дня нет на кортах. Паша волнуется, куда, говорит, моего кормильца дели? Не заболели? Это вы из-за Клима? Да? Послушайте, это недоразумение. Действительно, недоразумение! Клим у нас человек нервный, и вы напрасно… – Амбал чуть замялся подбирая слово, – напрягаетесь. Вы поймите, у нас с вами, кроме теннисных, ну и чисто человеческих, разумеется, никаких отношений. Никаких… И вы уж не сердитесь, но… раз уж вы такой киноман… чего нам друг перед другом-то… Справки про вас навели… Вы не заводитесь. Я все понимаю. Но это для вашей безопасности. Поверьте на слово… Я ведь к вам по-человечески. С бутылкой. Так сказать, от честной компании. Чтобы принести извинения за дурацкую сцену на корте. И за некоторое вмешательство в вашу частную жизнь… Если хотите, я уйду. Как скажете. А? Или, может, все-таки выпьем немного?

– Да я вроде уже немного принял.

– Тем более, тем более, – участливо закивал Модя. – Чего на полдороге останавливаться.

«Амбала» он, похоже, оставил на корте. Сейчас он – Модест, Модя, и это у него получалось хорошо.

– Игорек! – крикнул он.

Дверь снова приоткрылась, сунулся шофер.

– Сумку из машины принеси.

Дверь закрылась, но я заметил, что Игорь вроде один. Загудел лифт. Игорь вызвал. Значит, все без обмана.

– Ого, рукопись, найденная в Сарагосе? Это вы из Москвы привезли или уже здесь столько бумаги извели? С натуры ваяете?

– Почти.

Стукнули в дверь. Игорь втащил сумку и начал выставлять на стол бутылки, выкладывать сыр, ветчину, виноград, груши.

Дождавшись, когда Игорь выйдет, Модя разлил по стаканам коньяк.

– Ну, за встречу!

Мы чокнулись. Отхлебнули. Поставили стаканы на столик. Мой оказался практически нетронутым. Модя усмехнулся:

– Все-таки сильно мы вам подпортили настроение. Еще раз извините. Это Клим со своими глюками.

– Может, и не совсем глюками.

– Не понял? – Модя попытался улыбкой смягчить прорвавшуюся отверделость голоса и взгляда.

Я начал рассказывать про свое сидение в беседке.

– И что вы предположили? – спросил Модя, когда я закончил.

– А что тут предполагать. Школьная программа: Эм. Ю. Лермонтов, «Тамань».

– Это хорошо. Хорошо, что вы рассказали… А про что записывали, если не секрет?

– Это не так интересно. – Я начал вспоминать, на чем меня тогда прервали, и вдруг вспомнил: – Система масок на курорте! Про душевный стриптиз.

– Почему же? Очень интересно. Давайте еще под это…

Я глотнул коньяка, пожевал солоноватого сыра. Балконная дверь открыта. По полу и по перилам балкона гуляют голуби. Бледная голубизна неба начинает предзакатно плотнеть. Груша тает во рту… У меня в номере сидит Амбал Модя. Мы с ним выпиваем. Сейчас он разрывает вилкой целлофановую упаковку, отделяет длинную ленту копченого мяса и, запрокинув голову, опрятно опускает ее в рот.

– Извините, перебил, – трясет Модя головой, пережевывая мясо. – Маски, это в том смысле, что люди здесь не за тех себя выдают?

– Наоборот. Обнажаются. Человек здесь воплощается. Это дома его жизнь – система масок: на работе, в семье, с друзьями. Дома он вынужден проигрывать роли, давно уже разученные. А здесь он свободен. Принадлежит только себе. И человек начинает собирать себя заново. Маленький такой театрик для себя и окружающих. Это, знаете, как при фотографировании. Считается, что человека нужно снимать незаметно для него, – тогда можно поймать характер. Это неправильно. Человек обнажается именно тогда, когда позирует перед объективом. Когда пытается сыграть себя тем, кем хотел бы быть. И чем простодушнее позирует, тем откровеннее снимок. Зрелище, может, и стыдное, но по-своему трогательное. Можно сказать, сокровенное.

Я вдруг почувствовал, что дело не только в моем пьяном восторге и не в том, что я опять стараюсь, – Модя хорошо слушал.

– Потому вы так внимательно и рассматривали нас? Думали, что все это театр, и спокойно ходили рядом?

– Наверно, – ляпнул я. – Но ведь согласитесь, что и театра там много.

Модя ухмыльнулся:

– Не без этого…

– Слушайте, а можно вопрос?.. Нет, если не хотите или, так сказать, коммерческая тайна – не отвечайте. Я ведь только из обывательского любопытства..

– Ага. Чем занимаемся? Так?.. Ничем особенным. Бизнес. У каждого свой. У нас с Зеленым – строительство, сигареты… ну и еще кое-что. Затоскуете по женскому обществу, не стесняйтесь, обеспечим. Индустрия рекреации, скажем так… Не усмехайтесь, у меня ведь тоже высшее образование. И, кстати, почти как у вас, гуманитарное. Институт управления в Москве.