Книга Зубы грешников - Мирослав Бакулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В банной жаре я моментально заснул, а вытащенный братом в предбанник примерз волосами к стене. Он кипятком отморозил меня, и в парилке я вновь заснул, а в предбаннике вновь примерз. Ночью мне приснился сон: я соскакиваю в неглубокую могилу, земля мягкая и дымится, беру лопату и вонзаю ее в землю. Слышится неприятный треск, я вынимаю лопату, на конце которой красуется пронзенный череп. От этого видения я проснулся. Было раннее утро, надо было отправляться на кладбище. О своем сне я рассказал брату, он мрачно хмыкнул. Когда мы приехали, все произошло точно как во сне. Костер прогорел, земля была мягкая. Я выбросил корды от сгоревших покрышек, взял лопату, вонзил ее в глину, послышался треск – на лопате моей красовался череп. «Рецидивист», – решили мы, потому что приличных людей на такую глубину не хоронят. Мы аккуратно собрали кости, и когда бабушкин гроб уже закапывали, я похоронил скелет рядом под негодующее ворчание бабушкиных подружек. Неслучайно же умерший предупреждал меня о себе в предутреннем сне.
После этих похорон я отказался от идеи героической смерти. Столько покоя и мира было в бабушкиной смерти, что захотелось умереть именно так, только по возможности исповедовавшись и причастившись.
Но последующий мой опыт показал мне, что такая смерть – величайшая редкость, что она возможна только благодаря многолетней молитвенной подготовке.
Почти сразу после бабушки Лизы умер дядя Вася. Веселость и бонвиванство сочетались в нем с вопиющей социальной незащищенностью и унынием. Во всем он всегда винил государство и власть предержащих. Он бесконечно спорил и ссорился с моим отцом из-за лицемерия партийных бонз. И когда грянули большие социальные потрясения, он не смог их встретить и принять. Он постоянно критиковал своих начальников, из-за чего вынужден был менять работу. Этот Фальстаф запил горькую и в последний раз, когда я видел его живым, забрал у меня всю походную аптечку. Он сидел на диване серый от болезни, я называл лекарства, а он собирал их в свою необъятную ладонь:
– Это от поносов.
– Давай.
– Это от запоров.
– Давай.
– Это от температуры.
– Давай.
– Это от головной боли.
– Давай.
– Это от желудка.
– Давай…
Он собрал все мои таблетки, перемешал их в ладони, закинул в рот и запил водою: «Все сгодится!»
Вечером перед смертью, он, всю жизнь смеявшийся над попами и всем церковным, вдруг заявил жене: «Завтра, Света, в церковь пойдем». И стал вешать материнские иконы в углу на кухне. Закончив небольшой киотик, на радостях о принятом решении он выпил пузырек и лег спать. Наутро жена отправила его в гараж набрать в яме картошки. Он не вернулся и к обеду. К вечеру брат Игорь пошел в гараж проведать отца, но гараж был закрыт, хотя изнутри горел свет. Брат вызвал милицию, и когда гараж вскрыли, то все увидели дядю Васю, сидевшего на краю ямы для овощей, с открытыми глазами и мертвого. Когда я примчался в Тобольск, дядю Васю вскрывали судмедэксперты. Они распилили ему череп, вынули все внутренности из живота, но причины смерти так и не нашли. Они положили мозг дяди Васи ему в живот и зашили толстыми красными нитками. Я подумал, что он всегда думал больше всего о добыче пропитания, наверное, поэтому у него мозг по смерти оказался в животе. Мысль сходить в храм Божий была, видимо, самой лучшей за всю жизнь, поэтому Господь призвал его в этот момент. Получив заключение о смерти, тетя Света сказала: «От этого не умирают. Он просто не смог бы жить в новом мире».
Я подумал тогда, что неплохие смерти пролегают как раз между смертью дяди Васи как начальной формой примирения человека и Бога и смертью бабушки Лизы как радостного соединения с Тем, Кого ждешь всю свою жизнь. Мой дальнейший опыт показал, что большинство мужских смертей в России группируются вокруг первого полюса.
Иудеи когда-то сорок лет блуждали в пустыне в поисках Земли обетованной, хотя ходу до нее была неделя. Это нужно было для того, чтобы в блужданиях умерли все, рожденные в рабстве.
Так и сегодняшняя Россия страшно расстается со своим рабским прошлым. Смерть часто становится уроком, потому что выглядит как предупреждение. Первым таким предупреждением в моей жизни была смерть моего двоюродного брата Сереги Чаркова. Его родители, дядя Саша и тетя Тамара, страшно поссорились перед свадьбой и жили, не расписываясь. Вся их любовь сосредоточилась на сыне Сереге, которого они баловали, как могли. Уже к десятому классу у него были своя квартира, машина, дача и куча денег на сберкнижке. Чтобы не делить любовь к нему с другими детьми, тетя Тамара не решалась рожать и делала аборты. И вот Сергей поступает в строительный институт в Тюмени. Все в его жизни вроде прекрасно, будущее упаковано, оно светло и ясно. Перед началом учебы он едет на один день домой в Тобольск, чтобы забрать необходимые вещи. Днем он катается с другом на мотоцикле, и неожиданно они сильно стукаются о проезжающий мимо строительный кран. Другу – хоть бы хны, а у Сереги – отрыв головного мозга от спинного. Девять дней он лежит в коме, а затем умирает. Поначалу я оказался в затруднительном положении – не знал, как вообще относиться к тому, что «гибнут молодые и здоровые». Но тетя Света объяснила, что вообще-то я должен чувствовать стыд, потому что ее сын, мой двоюродный брат Игорь, в это время воевал в Афганистане, Серега разбился, и я виноват уже тем, что просто был жив. Но моя мудрая бабушка Лиза сказала, что я ни в чем не виноват и что Господь забрал Серегу у родителей, потому что они любили его больше Бога.
Через много лет я вспомнил ее мудрые слова. В Сургуте проходил семинар для педагогов, я говорил о христианских ценностях в воспитании. Одна женщина сказала мне, что не будет крестить своего ребенка, потому что он должен выбрать веру сам, сознательно, когда вырастет. Я вспомнил тогда Серегу и спросил, что для нее в выражении «мой ребенок» важнее: слово «ребенок» или слово «мой»? И еще спросил, перед каким выбором она собирается оставить свое чадо? Выбором между добром и злом? И как она отнесется к тому, что ее ребенок выберет зло?
Почему образ Серегиной смерти навсегда остался в моей памяти? Потому что родители его практически сразу сошли с ума. Во сне тетя Тамара увидела Сергея, который просил у нее «онтарио». Родственники интерпретировали сон так, что имеется в виду книга Фенимора Купера «Следопыт, или На берегах Онтарио». Книга была немедленно доставлена из школьной библиотеки, положена в Серегин гроб и вместе с ним похоронена. На могиле Сергея был поставлен памятник с бронзовым бюстом и трагичными строками. Обезумевшие от горя родители каждый день приходили на могилу. При этом отношения их совершенно расстроились. Дядя Саша обвинил тетю Тамару и в смерти сына, и в том, что она «всех ребятишек на помойку побросала». Тетя Тамара начала пить горькую, а дядя Саша – строить дома и приобретать имения, теперь уже не для сына, а просто по привычке. Он отрастил длинные волосы, и я было подумал, что он начал ходить в храм. Но нет, он завел себе женщину на стороне с единственным желанием родить ребенка. К этому времени произошло страшное – памятник сына, к которому они ходили каждый день и который стал для них прижизненной святыней, осквернили. В поисках цветных металлов какие-то бродяги сбили бюст сына со стелы и попытались ободрать медную обшивку. Найдя бюст сбитым и изувеченным, дядя Саша опечалился, принес бюст домой, сел в кресло, безутешно заплакал от отчаяния и умер.