Книга Замурованная. 24 года в аду - Найджел Которн

Феликс постоянно бубнил под нос какой-то неизвестный мотив, это успокаивало его. Полицейские решили, что, возможно, эту мелодию напевала ему мать, когда укладывала спать.

«Вряд ли это можно было назвать колыбельной на ночь в полном смысле этого слова, потому что в подвале никогда не было ночи», – сказал Ец. В подвальном полумраке искусственные дни и ночи творил таймер, включающий и выключающий лампы, чтобы часы относительного мрака можно было хоть как-то назвать «ночью», но, конечно, по-настоящему темных ночей в подвале не бывало.

Теперь, когда рядом была Элизабет и могла сообщить врачам нужную информацию о здоровье дочери, можно было начинать серьезное лечение Керстин. Ее решили продержать в индуцированной коме, пока ее состояние не стабилизируется. Аппарат поддерживал ее дыхание. Врачи опасались, что кислородное голодание, вызванное частыми болями в груди, могло привести к повреждению головного мозга. Иммунная система девушки была разрушена, и у нее отказала почка. Доктора надеялись, что удержание ее в коме даст телу возможность восстановиться; они планировали дать ей время, чтобы набраться физических сил, прежде чем разбудить ее.

Героем дня был доктор Райтер. Не только потому, что он занимался лечением Керстин, а и потому, что именно он первым почуял неладное в противоречивой ситуации, что вызвало долгую цепь событий и что освободило Элизабет и ее детей из темницы. А он был удивлен исходом дела больше, чем кто бы то ни было.

«Я рад, что все наконец вышло наружу, – заявил он прессе. – Я, конечно, не предполагал, что результат будет таким – кто мог знать такое? – но я рад, что послушался своего инстинкта».

Он был больше всех шокирован историей, которая всплыла на поверхность благодаря его подозрительности, хотя основной заботой для него, как и всегда, оставалась пациентка.

«Это чудовищный случай. Хотя состояние Керстин стабильно, мы пока не можем дать благоприятного прогноза. Ее состояние крайне опасно для жизни, но мы не можем объяснить его. Все, что мы знаем, это то, что у нее болела голова, она приняла аспирин, а потом каждый час у нее стали случаться припадки. Ее иммунитет может быть серьезно подорван. Вдобавок к двадцати годам под землей без солнца, двадцати годам психологического стресса появляется и такой фактор, как инфекция. Мы счастливы хотя бы из-за того, что она и ее семья наконец свободны».

Психологически больше всех страдала Элизабет Фрицль. Она была знакома с настоящей жизнью, и потому ей было с чем сравнивать их существование под землей. Она знала, что в мире есть и добро, что другие люди живут по-другому. Кроме того, она терпела жизнь в плену в роли сексуальной и психологической жертвы дольше, чем остальные, – в темноте, в цепях и целых четыре долгих года – в одиночестве. Ее отец насиловал ее на глазах у ее детей тысячи раз. 8516 дней ее жизни смена рассветов и закатов была заменена включением и выключением искусственного света. Один день не отличался от следующего и от предыдущего, и течение жизни было заметно только по мимолетным переменам: ее дети росли, ее лицо бледнело, ее волосы седели, пока к моменту освобождения они не стали белее снега.

О мучительно тоскливых днях жизни семьи под землей известно немного, потому что в полиции отказались разглашать подробности их жизни в подвале. «Эти несчастные люди имеют право на приватность по отношению к их личной жизни», – пресек все вопросы журналистов Польцер.

Чудо, что Элизабет не сошла с ума в своем бессрочном подземном заточении. Многие люди и после меньших бед не выдерживали давления на психику. Что-то в ней самой помогло избежать этого. «Мне нечасто встречались такие сильные женщины, – восхитился доктор Райтер. – Не удивлюсь, если окажется, что она обладает сверхчеловеческими способностями».

Хотя доктор Райтер сделал многое для раскрытия этого дела, у полиции оставалось еще много работы. Во главе следствия был поставлен старший следователь Франц Польцер, глава отдела по борьбе с преступностью в Нижней Австрии. Как только у общественности возникли вопросы, он созвал пресс-конференцию и сообщил собравшимся журналистам: «Это одно из самых ужасных преступлений в криминальной истории Австрии. Мы никогда не сталкивались ни с чем подобным прежде. Это вне границ понимания. Подозреваемый был приверженцем авторитаризма и контролировал находящихся рядом людей. Никто не смел ему прекословить. От него нельзя было скрыться. Он лгал всем вокруг, в том числе и своей жене. Никто не знал о том, что происходило. Невозможно даже отчасти представить, через что пришлось пройти матери и детям. Подвал настолько тесен, что места в нем хватало лишь для того, чтобы выжить. Мать крайне слаба; дети были рождены в тюрьме – они не знают ничего другого».

Польцер обратил внимание на меры, которые предпринимал Фрицль, когда руками выкопал немалую часть низкого подвала, регулярно ездил за материалами и приспособлениями и описал основные условия и планировку. Он указал, что там была сделана пенопластовая изоляция по всему периметру, чтобы не пропускать наружу ни единого звука, изданного пленниками, и что в подвальном лабиринте также находилась комната, обитая слоем резины. «Речь идет не о тюрьме, предназначенной для наказания преступников, – продолжал он, – а о месте, построенном, чтобы удовлетворять основные человеческие нужды. Фрицль получил разрешение на строительство и соорудил все эти комнаты, в которых рождались и жили дети. Фрицль по ночам покупал продукты для них и запрещал жене и другим своим детям входить в подвал. Потом он просовывал еду через дверь, и пленники готовили ее на небольшой плитке».

Затем Польцер раскрыл шокированным журналистам весь ужас преступления Фрицля: «Он признал, что запер свою дочь в подвале, что многократно вступал с ней в половую связь и что он является отцом ее семерых детей», – и добавил, что трое из них никогда не видели белого света.

У Фрицля, по словам Польцера, было «очень сильное половое влечение». Это видно по его семерым детям от Розмари и стольким же от Элизабет, которой, сказал он, приходилось не только терпеть от него насилие, но и «сексуальные оскорбления совсем другого порядка». Но повышенного возбуждения было недостаточно, чтобы объяснить – и тем более оправдать – развратные поступки Фрицля. «Каким-то образом он был доведен до такого поведения, – добавил Польцер. – Но мы не знаем, каким и почему. У него не было мотива». И все же дело было «в общем и целом завершено», так как Фрицль, по словам Польцера, признался «во всем».

Но это заявление было сделано еще до того, как Фрицль встретился со своим адвокатом, прежде чем все улики были изучены и все свидетели тщательно опрошены. Журналисты спрашивали у Польцера, почему он был так уверен в том, что Фрицль, который лгал и скрывал истину все эти годы, сейчас рассказал чистую правду. «В этом нет никаких сомнений», – был неопределенный ответ Польцера.

Понятно, что человек, умышленно соорудивший нагромождения изощренной лжи, чтобы скрывать свои преступления от властей, детей, соседей и даже от собственной жены в течение четверти века, мог иметь и кое-какие другие скрытые карты в рукаве.

«Он 24 года вел двойную жизнь», – подтвердил Польцер.