Книга Рыбки в пятнах света - Рику Онда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но… – От смеха из ее глаз льются слезы. – Какая глупость! Все эти страдания, боль. Взаимные подозрения. Ха-ха-ха! А оказалось, что мы двоюродные.
– Замолчи!
Наверное, это прозвучало угрожающе.
Она тут же перестает смеяться. Лицо становится серьезным, и она меняет позу. Смотрит на меня со страхом.
– Что ты злишься?
Нет! Это не я, это она злится.
И тут я понимаю, что дал ей повод, но уже поздно.
В ее глазах вспыхивает гнев и выплескивается наружу:
– Что ты злишься? Ведь ничего не изменится. Это я разыграла здесь фарс, не ты. Ты всегда остаешься в безопасной зоне, притворяешься, что ничего не видишь. Всегда смотришь на меня, чтобы понять, что я думаю, и убегаешь, дрожа от страха. Ты бы никогда не докопался до того, что мы с тобой двоюродные. Это мне можно злиться, не тебе.
Мое существо реагирует на этот выброс негодования таким взрывом ненависти, какую я не чувствовал никогда прежде.
Глава 22
Распростершись на полу после его удара, я испытываю странное дежавю.
Будто мне давно было известно, что так случится.
Увидев огонь в глазах Хиро, я подумала: «Сейчас убьет!»
Я никогда не видела его в таком состоянии – да и никто другой, наверное. Он держит его в себе, в той самой мрачной комнате, куда, кроме него, никому нет хода.
В такой ярости я в самом деле вижу его впервые.
Гнев, который я на него обрушила, ничто по сравнению с ней.
Но я сохраняю спокойствие.
Кончится тем, что он, как я и ожидала, убьет меня здесь этой ночью. Жизнь моя кончится прямо здесь, у него на глазах. Все будет кончено. И станет легко.
Я смотрю на себя сверху и вижу будто какого-то другого человека.
Банальная картина. Запутанная любовная история. Перед глазами встает заметка в газете. Наверное, напишут про связь брата с сестрой. Конфликт на этой почве. Хотя теперь-то нам известно, что мы не родные, а двоюродные.
Эти мысли пролетают в голове, и в следующее мгновение я осознаю, что валяюсь на татами и щека моя горит от боли.
Я уже не вижу себя со стороны, теперь передо мной стены, потолок и слепящая глаза голая лампочка.
Вопреки моим ожиданиям, нового удара не последовало. Он отодвинулся и уселся на пол. Лицо стало красным, как вареный рак.
Почему я еще жива?
Я лежу на татами, как придавленная – нет, точнее сказать, растоптанная.
Пострадавшая щека горит огнем, но еще больше боли причиняет унижение от того, что он не убил меня и поэтому мне приходится валяться на татами, как последней недотепе.
Я мельком взглянула на него. Он сидит, опустив голову. На его лице отвращение, которое он испытывает ко мне и к самому себе.
Тряпка!
Я смотрю на него, в моей душе холод.
Это я должна дрожать от злости. У меня есть на это право, а у него нет. Столько ненависти, а убить пороху не хватает. Ручки боится запачкать. Как всегда. Последнее слово оставляет мне, а сам затыкает уши, чтобы не слышать.
Я с трудом поднимаюсь на ноги.
Голова кружится от падения и выпитого алкоголя.
Двоюродные…
Это слово не выходит из головы, оно будто написано в мозгу раскаленными знаками.
Если мы двоюродные, значит, могли бы пожениться. До последнего времени такие браки в Японии считались обычным делом. У меня на работе есть коллега, которая вышла за двоюродного брата.
Ничто бы нам не помешало.
Невероятно.
Все отчаянные усилия, которые мы предпринимали, чтобы не пересечь черту, – это не более чем фарс.
На моих губах мелькает саркастическая усмешка.
Щека горит все сильнее, отдаваясь болью, но я все равно улыбаюсь.
Я уверена в истине, к которой пришла. Все четко и ясно, моя глубокая и спокойная убежденность в своей правоте непоколебима.
Нас родили разные матери, сестры, и росли мы каждый сам по себе.
Меня вдруг одолевает усталость, и я приваливаюсь спиной к стене. Она приятно холодит.
Почему их тянуло друг к другу? Неужели кровная связь? Что свело нас вместе?
Я перевожу взгляд на него.
Передо мной человек, который меня притягивал, с которым я провела золотую пору юности.
А сейчас он сидит, склонив голову и обхватив колени, с искаженным от ненависти лицом.
И до меня начинает доходить пугающая реальность: я быстро теряю к нему интерес.
Я понимаю, что мои чувства к нему быстро угасают с того самого момента, когда выяснилось: мы двоюродные и между нами нет никаких преград.
Что ни говори, а сердце человеческое странно устроено.
Любовь разгорается, когда на ее пути стоят препятствия. Я слышала такие разговоры, но были ли мои чувства к нему настолько глубокими? И тут я узнаю, что препятствия на самом деле никакие не препятствия. Мне во сне не могло присниться, что после этого я так быстро начну освобождаться от своей чувственной зависимости.
Я хотела положить руки на татами и тут заметила, что у меня в кармане юбки нож.
Тот человек, который погиб в горах, не был мне отцом. Он его отец. По крови он мне никто.
При этой мысли возникает странное ощущение. Ведь еще совсем недавно я считала его своим отцом.
Почему он умер?
Снова возникает вопрос.
Только теперь я смотрела на ситуацию с другого ракурса, отличающегося от того, что был у меня, когда мы обсуждали ее с Хиро.
Сейчас я спокойна, как слон и, кажется, способна постичь всю правду мира.
Для человека с таким опытом просто так свалиться со скалы, откуда открывался великолепный вид? Это противоестественно. Вплоть до последнего момента мы считали, что неожиданное появление сына стало для него потрясением и он захотел подтвердить, что это действительно его сын. Но зачем в таком случае ему было подходить к самому краю утеса?
Скала, откуда открывался великолепный вид…
В голове будто зазвенел колокольчик.
Я представила себе место, где все происходило.
Ущелье у подножия скалы было частью нашего маршрута. Мы проходили по нему вначале, когда начинали подъем.
Мы шли втроем друг за другом.
А что, если в это время внизу кто-то был?
Не стоял ли под обрывом кто-то, кому наш проводник хотел что-то передать или подать какой-то знак? Лучшей позиции для этого, чем край скалы, трудно придумать.
Ни с какого другого места это было нельзя сделать, потому что туристическая тропа идет через лес и от подножия скалы разглядеть на ней что-либо невозможно.
Выбранная для
