Книга Рыбки в пятнах света - Рику Онда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако мой ум отвергает это, не хочет понимать. Я знать ничего не желаю.
– Послушай, Хиро! Ты, правда, не понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?
Она говорит так, будто видит меня насквозь.
Я не отвечаю.
По своему обыкновению я боюсь брать на себя последнее слово, а вместе с ним ответственность.
Аки пристально смотрит на меня и наконец произносит тихо:
– Это я умерла тогда. Тот несчастный случай, о котором написано в газете, произошел со мной.
Какой она сильный человек!
Вот что привлекло меня в ней, вызвало восхищение. Сила, от которой я пытаюсь убежать.
Она и сейчас сказала. То, что должно было быть сказано.
Сказала вместо меня.
– Умерла?! Ты?!
Даже в такую минуту я разыгрываю невинность.
– А с кем я тогда разговариваю?
На ее лице проявляется едва заметная усмешка.
– Будто ты не знаешь. Ты же всегда это знал. А говорить – эту роль всегда уступал мне.
Она видит меня насквозь.
Ей все известно.
– Я – Миюки Такахаси.
Что-то резко оборвалось.
То, что связывало нас. То, что мы создавали вместе.
Всего секунда. Три слова, и все оборвалось с обескураживающей легкостью.
Это правда? В этом «правда», существовавшая между нами?
– Наши матери – твоя и моя – оказались в тяжелой ситуации. У той и другой было по маленькому ребенку. Твоя мать оказалась на грани физического и финансового истощения и решила отдать свою дочь другим людям.
Она осторожно выбирает слова: твоя мать, моя мать.
Нас родили разные матери, родные сестры.
– Похоже, до того как случилось несчастье, мать приняла это решение. Может, и деньги уже получила или другую материальную помощь от приемной семьи. Но перед самой сделкой Тиаки пошла погулять и случилось то, что случилось. Как-то пролезла на строительную площадку и провалилась в колодец. Эту трагедию никто не мог предвидеть.
У нее всегда была замечательная интуиция. Она докапывалась до истины раньше меня. Спокойная, собранная, логически мыслящая.
– Мать не знала, что делать. Она уже приняла вознаграждение и, надо полагать, потратила какую-то часть, – без всяких эмоций, как ни в чем не бывало, продолжает она. – И не могла просто так сказать: «Я не отдам вам свою девочку».
Они с сестрой стали советоваться.
У сестры положение было еще хуже. У нее тоже была дочка. Муж умер. Сама она лежала в больнице и не могла о ней заботиться. За ребенком по доброте души пока ухаживали соседи.
И сестры приняли решение: выдать Миюки Такахаси за Тиаки и передать приемным родителям.
Почему ее слова долетают до меня отрывками, как кадры в смонтированном документальном фильме? Как странно: звуки доходят до ушей словно кусочки мозаики и укладываются в голове на положенные места. И такое происходит не только с голосом Аки, но и с ее зрительными образами, отражающимися в глазах, как кадры-вставки. Все это еще больше приводит меня в замешательство.
А она продолжает:
– Как они выпутались из этой ситуации, я не знаю. Ведь в розыск должны были объявить именно Тиаки. Может, им помогала та добрая бабуля. Так или иначе, каким-то образом им удалось представить дело так, будто пропала не Тиаки, а Миюки. Возможно, они заявили, что пропали обе девочки, но потом вернулась одна Тиаки.
Возраст девочек был примерно одинаковый. Матери – сестры, поэтому дочки походили друг на друга. Видели ли уже приемные родители Тиаки или нет, я не знаю, но маленькие дети быстро меняются, поэтому удочерители могли не понять, что им передали не ту девочку.
Так Миюки Такахаси превратилась в Тиаки Такахаси, переселилась к новым родителям и стала Тиаки Фудзимото.
* * *
В комнате снова повисает тишина.
Нить оборвалась. Соединить ее снова нечем, да никто и не хочет ее связывать – ни она, ни я.
– Ну, как тебе моя теория? Скажи, она все объясняет? – немного подождав, спрашивает она с ясной улыбкой на лице и продолжает: – Потому тебя и нет в моих детских воспоминаниях. И замечательных часов с резьбой, как в храме Тосёгу, тоже нет. И то, что привиделось мне в горах, было вызвано гудением вентилятора в комнате на втором этаже, над химчисткой, – нараспев говорит она.
– Жужжание насекомых. Шум вентилятора.
Ее вроде как забавляла сложившаяся ситуация.
– Иногда ты приходил поиграть. Это все, что я помню о тебе. А вот звуки, которые меня окружали, всегда жили во мне где-то глубоко. И в тот день они вышли на поверхность.
Ее взгляд затуманился.
Мне кажется, я тоже слышу гудение вентилятора, эхом отдающееся в ее голове.
– Вот как объясняется мой сон.
Она вдруг переводит взгляд на свои ладони.
Представляет, как ребенком закапывает что-то в песке?
– Две Тиаки. Лица той Тиаки, что играла с Хиро, не видно. И хотя я считала себя Тиаки, настоящая Тиаки – другая. Я не была Тиаки, я ею стала… Подбежавшая девочка стала Тиаки. Поэтому Тиаки было две. Я это запомнила. Став Тиаки, я похоронила Тиаки настоящую… То есть ту Тиаки, которая умерла, которая была настоящая. Но хоронила ее не только я, но и ты, Хиро, и все хоронили. Скрыли этот факт.
Вот, значит, как…
Выходит, я тоже соучастник.
И эту «Тиаки», видимо, сразу после несчастного случая передали новым родителям. Я потерю своей второй половины всерьез не воспринял. Сделался маменькиным сынком, наслаждавшимся маминой любовью, и относился к этому как к должному.
– Удивительная вещь – память.
Она всматривается в ладони. Как будто на них выгравированы ее воспоминания.
– Кто бы мог подумать, что я вспомню. Из-за вентилятора вспомню, что произошло год назад.
Она мельком взглянула на меня с таким выражением, будто не знала, плакать ей или смеяться.
– Забавно.
Теперь мы долго смотрим друг на друга.
Да, нить оборвалась. И ничего не осталось.
– Мы двоюродные. Не близнецы.
Вот итог всего. И опять объявляет о нем она, а не я.
Странно, но я испытываю облегчение.
Это еще называется кузен и кузина…
Как-то глупо звучат эти слова. Никак не могу применить их к нам. Совершенно неподходяще.
По ее телу пробегает легкая дрожь.
Я смотрю на нее с опаской.
И слышу смешок. Ее плечи дрожат, она не может больше сдерживаться, и ее начинает душить нервный смех.
Почему-то ее смех меня страшно раздражает.
– Что смешного?
При звуке моего недовольного голоса она удивленно смотрит на меня несколько секунд, потом насмешливо улыбается и снова закатывается смехом.
Я начинаю закипать.