Книга Петербург: неповторимые судьбы. Город и его великие люди - Николай Коняев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наталья Евгеньевна показала мне еще одну книгу из библиотеки композитора Валерия Александровича Гаврилина – мой сборник «Николай Рубцов: Вологодская трагедия», в который помимо стихов поэта я включил и свою повесть – биографию Николая Рубцова «Путник на краю поля».
Гаврилинская закладка в этой книге вставлена между станицами 8 и 9 повести, как раз на словах о том, что, быть может, и было самым главным в жизни Николая Рубцова:
«По его стихам точнее, чем по документам и автобиографиям, можно проследить его жизненный путь, но дело не только в этом. Конечно, многие настоящие поэты угадывали свою судьбу, легко заглядывали в будущее, но в Рубцове провидческие способности были развиты с такой необыкновенной силой, что, когда читаешь написанные им незадолго до смерти стихи:
охватывает жутковатое чувство нереальности. Невозможно видеть вперед так ясно, как видел Рубцов! Хотя – сам Рубцов говорил: „мы сваливать не вправе вину свою на жизнь. Кто едет, тот и правит, поехал – так держись!“ – отчего же невозможно? Очень даже можно, если учесть, что Рубцов и жил так, будто писал самое главное стихотворение, и, совершенно точно зная финал, ясно представляя, что ждет впереди, даже и не пытался что-либо изменить… Потому что не прожить свою жизнь, не пройти назначенный ему Путь до конца он не мог, да и не хотел»…
Еще сохранились такие записи Валерия Гаврилина, которые напрямую к Рубцову не относятся, но которые необходимо вспомнить, если мы говорим о «Рубцовском вальсе».
«Вальс, русский вальс – праздничная тоска, тщета и торжество жизни, пир и похмелье».
«Секрет вальса. Человек весь – двудолен. Ноги, руки, глаза, ноздри, полушария, ходьба и т. д. Тайна вальса – в наличии третьей доли, ни на что не опертой. Она нейтрализует, отвергает два полюса земной гравитации; момент третьей доли – и человек парит над землей и телом и душой…»
В одном из последних интервью Валерий Гаврилин снова и снова возвращается к имени Рубцова, говорит, что Николай Рубцов, образ его стихов занимает его мысли.
Я перечитываю это признание нашего великого композитора, и мне кажется, что Валерий Гаврилин слышал тогда гулы, которые ясно различал Николай Михайлович Рубцов.
И трудно, трудно отделаться от мысли, что эти гулы русской судьбы и слышал Валерий Гаврилин, когда уходил из жизни, сидя в кресле в своем рабочем кабинете…
Как и Николай Рубцов, Валерий Гаврилин умер в крещенские морозы. И в этом его судьба оказалась сходной с судьбой великого русского поэта.
А рубцовский вальс был. Его слышали многие… Некоторые, как это можно судить по воспоминаниям, слышат его и сейчас. В своей душе.
Наше время, когда в истории России происходят чрезвычайно важные и безусловно переломные события, как вехами, обрамлено двумя девяностолетними юбилеями великих русских писателей-историков.
В ноябре 2017 года мы отметили девяностолетний юбилей Дмитрия Михайловича Балашова. В июле 2018 года девяностолетний юбилей его погодка, Валентина Саввича Пикуля.
В последние десятилетия советской эпохи мало кто из писателей пользовался такой популярностью, как эти романисты.
Их книги продолжают читать и сейчас, когда книжный рынок заполнен бесчисленными трудами, связанными с русской историей, но тогда за книгами Пикуля и Балашова гонялись, их книг ждали, потому что оба они говорили об истории нашей страны то, что невозможно было прочитать ни в учебниках, ни в исторических исследованиях.
И только непрекращающейся прижизненной травлей этих русских писателей, только полудобровольной-полувынужденной самоизоляцией их в отдалении от литературных центров и можно объяснить, почему эти, пожалуй, самые популярные прозаики восьмидесятых годов оказались разведены в общественном сознании.
Между тем, сравнивая биографии этих, безусловно, самых значительных исторических романистов второй половина двадцатого века, мы обнаружим воистину поразительные совпадения в их биографиях.
Посудите сами. И Дмитрий Балашова, и Валентин Пикуль – погодки. Оба они родились и выросли в Ленинграде. Оба мальчишками попали в блокаду и именно здесь пережили то, о чем писал их сверстник поэт Юрий Воронов:
Слова о том, что «мы не будем ни старше, ни взрослее», чем тогда, с полным правом можно отнести и к Валентину Саввичу Пикулю, и к Дмитрию Михайловичу Балашову.
Оба они весной 1942 года едва живыми были эвакуированы на Большую землю. У обоих в 1942 году погибли отцы. Оба прошли свои главные университеты на Севере.
Если мы прибавим, что оба они и умерли в один день с разницею в десять лет – накануне убийства царской семьи, то остается только подивиться замыслу Божию об этих наших великих современниках-соотечественниках.
Обратите внимание, что, будучи современниками, и Дмитрий Балашов и Валентин Пикуль не только в жизни, но и в своих многочисленных романах нигде не пересекались друг с другом. Между ними как бы существовал договор о разделе поля русской истории.
Валентин Саввич писал о послепетровской России и не уходил глубже семнадцатого века. Дмитрий Михайлович Балашов не поднимался дальше шестнадцатого века, рассказывая о временах рождения и расцвета Московской Руси.