Книга Месть Гора - Ги Раше

Когда они стали спускаться по обсаженной деревьями дороге, Астерион решил подробнее рассказать Хети о предстоящем действе.

— Ты увидишь самый важный ритуал этого праздника, в котором примут участие фиады и куреты, — танец зарождения жизни. Куреты будут нагими, фиады наденут платья с бело-голубыми юбками, символизирующими ритмичное движение волн первичного моря, над которым танцевала богиня. Амимона сыграет в этом представлении роль сотворившей мир богини Эвриномы, и она тоже будет обнаженной. Надеюсь, вид обнаженных тел не будет тебе неприятен. Мне рассказывали, что жители Ханаана и народ, который вы, египтяне, называете ааму, стыдятся своей наготы и не желают смотреть на чужую, считая это грехом.

— У жителей Черной Земли нет таких глупых предрассудков, — заверил Хети царя, и добавил: — А вавилоняне всегда изображают свою богиню Иштар обнаженной и с короной из бычьих рогов на голове.

— Не правда ли, любопытно, что все народы наряжают богов по своему обычаю, — заметил царь. — Хотя логичнее было бы предположить, что боги, которые имеют такое же тело, как и у нас, людей, раз создали нас по своему облику и подобию, не знают одежды, потому что нагие мы ближе всего к природе. Мы возносим богам молитвы, мы воскуриваем благовония, приносим им в жертву цветы и животных… Некоторые из нас слышат божественные голоса и даже говорят от имени богов. Иногда боги спускаются на землю и приходят к смертным… Ведь это значит, что у них есть уши, чтобы слышать наши молитвы, жалобы, музыку и песни; у них есть губы и язык, чтобы говорить с нами; есть глаза, чтобы нас видеть, и нос, чтобы вдыхать ароматы и жертвенный дым; есть ноги, чтобы идти к нам навстречу, и есть все то, что находится у нас в теле, чтобы поглощать фрукты и мясо, которые мы им преподносим.

— Да, это правда, — признал Хети. — И вы, кефтиу, и мы, египтяне, наделяем богов нашей внешностью и обряжаем в нашу одежду. В отличие от вас мы разве что не разделяем человека и животных, считаем животных своими братьями, и верим, что произошли из одного и того же. Но ты прав, всем людям стоило бы изображать своих богов обнаженными. Хотя ааму, например, совсем не умеют делать скульптуры или рисовать, поэтому у них нет изображений их божеств. Главы их племен часто зовут мастеров-чужестранцев и заказывают им статуэтки или просят запечатлеть божественный образ на пластинах из обожженной глины или слоновой кости.

За разговором они и не заметили, как оказались в священном месте. Это была прямоугольная площадка, огражденная с востока и юга высокими каменными стенами, с внутренней стороны которых были устроены ступени, образующие подобие амфитеатра. На ступенях стояли многочисленные зрители, женщины и мужчины, с нетерпением ожидавшие начала церемонии. Нижние ряды были пустыми, их охраняли вооруженные копьями стражи. Но они не представляли никакой опасности для собравшихся, в этом мирном обществе стражников держали, следуя обычаю. Даже одеты они были в простые набедренные повязки, на них не было доспехов, как полагалось воинам. Эти места были, без сомнения, предназначены для вновь прибывших. Все зрители стояли, и только царица опустилась на установленный на нижней ступени трон.

Хети стоял рядом с Явой, расположившимся по левую руку от своей царственной матери, а юная Акакаллис устроилась слева от отца.

Западная сторона площадки для действа представляла собой низкое ограждение, в нем был проем, к которому из города, раскинувшегося у подножия холма, увенчанного дворцом, вела мощеная дорога. Через этот проем на площадку вышли фиады и куреты. Так как царь рассказал Хети о том, что ему предстоит увидеть, нагота куретов его не удивила. На фиадах красовались расширяющиеся книзу длинные юбки, сшитые из поперечных сборчатых полос ткани — попеременно белых и голубых. Одеяния эти на талиях стягивали тонкие веревочки, подчеркивающие и округлость грудей, и изящество талии. Амимона шла позади всех и на некотором удалении от остальных. Как и говорил Астерион, она была обнажена, а на ее теле не осталось ни единого волоска. «Должно быть, так выглядели Изида и Нефтида, когда оплакивали Озириса», — сказал себе Хети. Представшее его взору прекрасное зрелище напомнило ему о ритуалах культа Озириса. Куреты, которых по-прежнему было девять, встали у северной стены, а пять фиад остались у входа. К ним подошли четверо юношей. Это были музыканты. Хети узнал одного из них — флейтиста, сопровождавшего жриц в день его первой встречи с Амимоной. В руке у него была все та же тростниковая флейта. Другой музыкант прижимал к груди лиру, у третьего в руках были кимвалы, у четвертого — инструмент, похожий на цитру.

Последней на площадку вышла Пасифая. Старшая жрица остановилась перед царицей, ожидая, когда та даст сигнал начинать церемонию. Царица подождала, пока все займут свои места, и когда шум голосов стих, кивнула и подняла руку.

Пасифая встала в угол, образованный ступенчатыми стенами, и, в свою очередь, подала сигнал начинать. Было очевидно, что предстоящее действо было тщательно спланировано и отрепетировано. Зазвучала музыка, и куреты запели гимн, прославляющий великую богиню Рею. Фиады вышли в центр площадки и, став в крут, завертелись волчками. Амимона танцевала, подпрыгивая, в центре круга. Должно быть, так танцевала богиня Эвринома на волнах первичного океана…

Этот выразительный танец сопровождала музыка, тональность и громкость которой менялись в зависимости от того, какую именно сцену творения изображали танцующие, а куреты нараспев комментировали происходящее.

Хети был очарован этим зрелищем. Воздействие музыки и пения на сознание усиливала пестрота вертящихся платьев и красота кружащейся божественной танцовщицы. Но вскоре он вернулся к реальности: музыка смолкла, танцующие замерли на месте. Казалось, все присутствующие застыли, словно статуи, и повисшую над ними тишину нарушал только шум ветра в вершинах сосен и кипарисов.

Вдруг Амимона, которая с последними аккордами упала на землю, встала и побежала. Девушка остановилась перед царицей и, прижав руку к плечу, приветствовала ее. Потом она трижды пробежала по кругу вдоль ступеней, на которых стояли зрители, и вдоль стоявших в ряд куретов. Хети, который не мог отвести от нее глаз, спросил себя, делает ли она это, чтобы выбрать юношу, которому подарит свою девственность, или просто для того, чтобы дать зрителям возможность снова полюбоваться своей сияющей красотой. Внезапно он задумался над тем, что стал бы делать, если бы выбор Амимоны пал на него. Ява рассказывал, что девушка вольна выбрать любого из присутствующих мужчин. Хети узнал, что священное соитие должно произойти здесь же, на глазах почитателей великой богини. И хотя на его родине, в Египте, предаваться плотским утехам никогда не считалось чем-то зазорным или грязным, это обычно происходило вдали от любопытных глаз. На виду у сотоварищей совокуплялись только мужчины-пастухи, и женщины в их «играх» не участвовали. Но не слишком ли он, Хети, самодоволен, чтобы думать, будто Амимона может избрать его своим Яссоном?

Он испытал одновременно и облегчение, и разочарование, когда, наконец решившись, девушка взяла за руку одного из куретов. Увлекая его за собой, она побежала по дороге, спускавшейся в долину у подножия холма, на котором возвышался царский дворец. Подбежав к проему в стене, она обернулась и что-то сказала своему избраннику, но слов ее никто не услышал. Недалеко от проема рос раскидистый дуб. Возле него Амимона остановилась и улеглась на землю, увлекая за собой юношу. Но они были слишком далеко, и зрители не могли хорошо видеть, как произошло божественное совокупление.