Книга Страница номер шесть. Член общества, или Голодное время. Грачи улетели - Сергей Носов

– Сама не знаю. Я ведь тоже немножечко авантюристка, но все-таки не до такой степени. Слушай, что дальше.

Ставит на пол фужеро-стакан, потянулась через меня бросить в пепельницу огрызок, я поймал ее рукой за плечо, попытался обнять (чтобы спасти равновесие), но она легко увернулась, стремительно выпрямившись, – ей закончить хотелось историю.

– И вот приходят. За долгом. Долмат, казначей и еще трое амбалов. То, что Долмат и казначей, я потом узнала. Помню, меня поразило ужасно, что Долмат был с тростью и в тройке, а казначей в задрипанном джемпере с нарукавниками, какие-то такие киношные оба... Ленька, конечно, струсил, оправдываться стал. Казначей с амбалами его на кухню увели, «поговорить». Я стою у окна...

– Ты красивая, Ю.

– Я стою у окна, – повторила Юлия, Ю. – Долмат в кресле сидит, на меня смотрит, как ты... внимательно... и спрашивает: «Вы жена Леонида?» Я говорю: «Да». Он: «Я вам сочувствую». Ну что ж, пусть сочувствует. Молчим. Он: «Меня зовут Долмат. (Вот когда.) Ваш муж нас не представил. А как ваше имя?» Говорю: «Юлия». Он: «Вы не бойтесь, Юлия, мы люди интеллигентные». Тут возвращаются все пятеро – казначей, три амбала и мой, вроде живой, но очень расстроенный. Казначей говорит: «Для начала опишем все, что есть», – и смотрит на мебель. А на подоконнике лежала колода карт Ленькина. «Так вы, значит, игрок, милейший?» – говорит Долмат, поднимаясь. Подходит к окну, берет колоду и неторопливо тасует. «Предлагаю игру. Вы тащите карту. Если красная масть, я беру на себя весь ваш долг и еще плачу вам от себя половину. Если черная – Юлия будет моей». – «Это как так?» – спрашиваю, а больше и сказать ничего не могу. Обалдела. Казначей: «Опомнитесь, Долмат Фомич, вы с ума сошли, не делайте этого!» И тут Ленечка мой: «Я согласен, говорит, играем!» А мне: «Будь спокойна, я выиграю!» Ну, я вышла из комнаты. Через несколько секунд он следом, белый как молоко: «Прости, я проиграл все. Включая тебя!»

Юлия замолчала.

Драматизм последних слов произвел на меня неожиданно сильное впечатление, даже слишком сильное. Драматизм долматизма. Я не выдержал и засмеялся.

– Ты не веришь? – спросила Юлия удивленно.

Тело мое лишь вздрагивало в ответ. Сначала я смеялся в подушку, отвернувшись от Юлии, но потом сел рядом с ней, хотел обнять – куда там! – спазмы не позволяли!.. Меня всего скрючило.

– Но почему? – удивлялась Юлия.

Я чуть не рыдал. Давно меня смех так не мучил.

Она тоже стала смеяться. Ей стало весело – оттого что я не поверил ей. Это, наверное, действительно очень смешно: я ей не верю. Мы смеялись, то отворачиваясь друг от друга, то сталкиваясь лбами.

Наконец обнялись, насколько это могут смеющиеся.

– Почему? Почему?.. – все еще не унималась Юлия.

– Извини... но я... хорошо знаю... Долмата...

– Ты?

Я. Я ласкал ее ухо. Я. Я знаю Долмата. Пробовал зубами мягкую теплую мочку, отнюдь не смешную.

– Ты не знаешь Долмата совсем... Он умеет быть разным.

Серебряная сережка выскользнула из моих губ, мы соприкоснулись носами.

– А ты бы хотела... чтобы я взял и поверил... что ты взяла вот так... и позволила... вот так... себя проиграть... или выиграть?

– Что же в этом особенного?.. Почти все женщины, которых проигрывали мужья, с легким сердцем шли к победителям...

Словно мурлыкала – приводила бесспорно достоверные исторические примеры – сбивчиво и торопясь, но все же упорно упорствуя в своем желании высказаться: героинь помянуть поименно. Вопреки вкрадчиво-наступательным действиям с моей стороны.

В этот раз мы были чересчур болтливы. Вместе и уронились.

– Бюст из бронзы, – спросил я зачем-то, – он чей? Для кого?

Прошептала:

– Терентьева бюст.

Мы прилипли друг к другу, сплелись и больше не занимались бессмысленными разговорами.

4

Под утро мне приснился сон ..................... Скалистый остров .................

Надо открыть. Итак, это случилось утром; то, что случается утром, менее всего походит на сон. Надо открыть, Юлия. Звонок. – Не открывай. – Нет, надо открыть, Юлия. – Зачем? – Ну как зачем? Разве не надо? – А ты думаешь, надо? – А разве не надо? – А ты думаешь, да? – Да, Ю. Она спряталась у меня на антресолях. – Меня нет. – Я отворил дверь, и действительно – он.

Нет, просто если звонят, надо открыть. Вот и вся философия.

– Наконец-то, – промолвил Долмат Фомич, войдя и сняв шляпу. – Слава Богу, нашел. – Он повесил шляпу на ручку двери (перед отъездом Екатерина Львовна продала вешалку). – Я уже испугался за вас.

Я молчал. Не надо за меня пугаться.

– Где же вы пропадаете? Почему не посещаете наши обеды? Зачем вас нет вместе с нами?

Молчу.

– Плохо, голубчик, – стыдил Долмат Фомич, – мы к вам с открытым сердцем, а вы?.. Вы нас игнорируете... Ведь это так называется... игнорируете!.. После всего, что между нами произошло... («А что, собственно, между нами произошло?») ...так поступаете с нами?.. Ай-яй-яй. Вы же член Общества, Олег Николаевич!

Мы стояли в прихожей. Он ждал, что я скажу. Ничего не скажу.

– Ну, ладно, ладно, не обращайте внимания... Это я вас, как старший товарищ... Должен ли я как старший товарищ? – засмеялся, мол, должен.

И добавил серьезно:

– Я ведь вижу ваш рост.

И, подумав, сказал:

– Мы ведь все, Олег Николаевич, видим... Какой вы духовной жизнью живете...

Обвел взглядом прихожую.

– Но почему в этой квартире?

Странный вопрос. По идее, мне следовало извиниться за то, что у нас не убрано.

– Нет, я не за тем пришел, чтобы вас упрекать. Я к вам по делу, как вы сами, наверное, догадались. Видите ли, временно отсутствует курьер, помните нашего курьера? Так вот я за нее. Лично вам – из рук в руки. Никому не доверил. Сам. Сам принес. – Он достал конверт...

– Что это? – произнеслось мною.

– Приглашение. На заседание. И не говорите, что не сможете придти!.. Мы ждем вас.

Я промычал:

– М-м-м-м.

– Никаких «м-м-м-м». Придете, вы обязательно придете. Вы нам нужны. А мы нужны вам. Вы многое поняли и поймете еще больше. Как вы все-таки похудели!.. Совсем себя не бережете!.. Вы опять ничего не едите!

– Ем, – сказал я машинально.

Он положил руку мне на плечо, дружески сжал, я отстранился, я спросил неприветливо, почти зло:

– Наверное, кофе хотите?

У нас не было кофе, был чай.

Он не хотел.

– Нет, не буду вас отвлекать.