Книга Запретный плод - Лорел Гамильтон

– Пошли, – сказала я.

Мы встали, я оставила чаевые, и мы отправились на поискиследов.

Глава 20

Ребекка Майлз жила в трущобах южной части города. Здесьулицы были названы по штатам: Техас, Миссисипи, Индиана. Дом был слепой, почтивсе окна забиты досками. Трава была высокая, как бегония, но и вполовину нетакая красивая. За квартал отсюда стояли дорогие дома политиков и яппи, но вквартале Ребекки яппи не водились.

Квартира Ребекки была в конце длинного и узкого коридора.Кондиционера в нем не было, и жара была, как мех на груди – густой и теплый.Над протертым ковром висел тусклый пузырь лампочки. Позеленевшие стены кое-гдебыли покрыты пятнами белой штукатурки, но было чисто. Запах лизола с сосновымароматизатором был так густ, что вызывал тошноту. С ковра можно было есть, еслизахочешь, только шерсть будет во рту. С лезущей из ковра шерстью никакимлизолом ничего не сделаешь.

Как мы и договорились в машине, Филипп постучал в дверь.Смысл был в том, что он сгладит недоверие, которое могло у девушки возникнутьоттого, что в ее скромное обиталище нагрянула Истребительница. Минут пятнадцатьпришлось стучать и ждать, пока за дверью кто-то зашевелился.

Дверь открылась на длину цепочки. Кто открыл, мне не быловидно. Женский заспанный голос произнес:

– Филипп, ты что здесь делаешь?

– Впустишь меня на несколько минут? – спросил он. Лицаего я не видела, но готова была поставить все свое движимое и недвижимое, чтоон улыбнулся ей одной из своих нечестивых улыбок.

– Конечно. Извини, ты меня разбудил.

Дверь закрылась, зазвякала цепочка, и дверь открыласьполностью. Я все еще не видела ее за спиной Филиппа, так что, думаю, и она меняне видела.

Филипп вошел, и я последовала за ним, пока дверь не успелазакрыться. В квартире было жарко, как в печи. От темноты, казалось бы, должнабыть прохлада, а вместо того была только клаустрофобия. У меня с лица закапалпот.

Ребекка Майлз стояла, держа дверь. Она была худа,безжизненные темные волосы прямо свисали на плечи. Скулы выступали из-под кожилица. Белое домашнее платье меня просто ошеломило. К ней подходило слово“деликатная” или “хрупкая”. Небольшие темные глаза заморгали на меня. Вквартире было темно, свет не пропускали толстые шторы. Она видела меня толькораз, вскоре после смерти Мориса.

– Ты привел с собой подругу? – спросила она, закрываядверь, и мы остались в темноте. – Да, – ответил Филипп. – Это Анита Блейк…

Тихим полузадушенным голосом она перебила:

– Истребительница?

– Да, но…

Она открыла свой маленький ротик и завизжала. Бросилась наменя, когтя и колотя ладонями. Я собралась и прикрыла лицо локтями. Онадралась, как дерутся девчонки – открытыми ладонями, ногтями, размахивающимируками. Схватив ее за запястье, я дала ее собственной инерции пронести ее мимоменя. С небольшой помощью она споткнулась и упала на колени. Ее правая рукабыла у меня в замке. Замок давит на локоть, и это больно, а если надавить ещечуть-чуть – рука хрустнет. А мало кто хорошо дерется со сломанной в локтерукой.

Этой женщине я не хотела ломать руку. Вообще не хотела ейделать больно. У меня на руке остались две кровоточащие царапины. Хорошо, что унее не было оружия.

Она попыталась вывернуться, и я чуть нажала. Оназатрепетала, часто и тяжело дыша. – Его нельзя убивать! Вы не имеете права!Пожалуйста, не надо!

Она заплакала, под слишком большим платьем затряслись тонкиеплечи. Я стояла над ней, держа ее руку и причиняя боль.

Я медленно отпустила ее руку и встала так, чтобы она до меняне дотянулась. Я надеялась, что она больше не бросится. Я не хотела причинятьей вреда, но и не хотела, чтобы она меня травмировала. Царапины начиналисаднить.

Ребекка Майлз не думала о второй попытке. Она скорчилась удвери, охватив колени тонкими изголодавшимися руками. И всхлипывала, ловя ртомвоздух:

– Нельзя его убивать! Не надо! Прошу вас, не надо!

Она стала раскачиваться, сжимая себя руками, будто бояласьрассыпаться, как треснувший стакан.

Господи, бывают дни, когда я ненавижу свою работу.

– Скажи ей, Филипп. Скажи, что мы не собираемся никогоубивать.

Филипп опустился рядом с ней и заговорил. Что он говорил, яне слышала. Отрывистые всхлипывания плыли мимо меня в открытую дверь справа.Она вела в спальню.

Рядом с кроватью стоял гроб из черного дерева, может быть,из вишни, лакированный до блеска. Она подумала, что я пришла убить ее любовника.О Господи.

Ванная была тесная и захламленная. Я щелкнула выключателем,и резкий желтый свет ничего приятного не осветил. Косметика, разбросанная потреснувшему умывальнику, как жертвы на поле боя. Почти насквозь проржавевшаяванна. Я нашла мочалку, которая показалась мне чище других, и полила холоднойводой из крана. Вода была цвета спитого кофе. Трубы дрожали, звякали и выли.Наконец пошла чистая вода. Холодная вода была приятна рукам, но на шею и в лицоя плескать не стала. Слишком тут было грязно. Выжимая мочалку, я подняла глаза.Зеркало было покрыто паутиной трещин. Лицо отражалось в нем разломанным накуски. Второй раз я в него смотреться не стала.

Проходя через спальню, я подумала вдруг, не постучать ли вкрышку гроба. Есть кто-нибудь дома? Я этого не сделала. Как подсказывал мойопыт, “кто-нибудь” мог постучать обратно.

Филипп уже отвел женщину к дивану. Она прильнула к немубескостным телом, тяжело дыша, но плач почти прекратился. При виде меня онавздрогнула. Я постаралась не выглядеть злобной – у меня это хорошо получается –и протянула мочалку Филиппу.

– Вытри ей лицо и приложи потом к затылку. Это поможет.

Он сделал, как я сказала, и она уставилась на меня, сидя сприжатой к затылку мокрой мочалкой. Глаза, у нее вылезали из орбит, показываябелки. Ее трясло.

Я нашла выключатель, и комнату озарил резкий свет. Одинвзгляд на эту комнату – и мне захотелось свет погасить, но я этого не сделала.Я опасалась, что Ребекка снова на меня набросится, если я сяду рядом, или у неёслучится окончательный срыв. Правда, это будет мило? Единственный стул стоял,покосившись и выпустив наружу клок набивки. Я решила постоять.

Филипп посмотрел на меня. Его очки были теперь засунуты заворот безрукавки. Глаза у него были большие и острожные, будто он не хотел,чтобы я догадалась о его мыслях. Одной рукой он обнимал Ребекку за плечи, будтозащищаясь. Я сама себе показалась громилой.

– Я ей сказал, зачем мы здесь. Сказал, что ты Джека нетронешь.

– Который в гробу? – Я не смогла сдержать улыбку. “Джекиз коробочки”.

– Да. – Филипп посмотрел на меня так, будто улыбка быласовершенно неуместна.