Книга Запретный плод - Лорел Гамильтон

– Не в этом дело, – сказала я. – Ты тот, кто приходилко мне в контору, изображая моего “друга”. Если мы пойдем туда, где меня знают,это недоразумение продлится.

– Есть женщины, которые готовы заплатить, чтобыпоявиться в моем обществе.

– Знаю, я их видела вчера в клубе.

– Верно, но на самом деле тебе стыдно появляться сомной вот из-за этого. – Его рука слегка дотронулась до шеи.

У меня было четкое впечатление, что я задела его чувства.Это меня на самом деле не очень беспокоило, но я знаю, что, значит, быть нетакой, как все. Я знаю, как это неприятно – ставить в неловкое положение людей,которым следовало бы лучше разбираться в жизни. Я разбиралась. Дело было не вчувствах Филиппа, а в принципе.

– Пошли.

– Куда?

– К “Мэйбл”.

– Спасибо, – сказал он и вознаградил меня одной изсвоих блестящих улыбок. Будь я менее профессиональна, я бы растаяла полностью.В этой улыбке по-прежнему была крупица зла, навалом секса, но из-под всегоэтого выглядывал мальчишка, неуверенный в себе мальчишка. В этом все дело. Этои привлекало. Нет ничего более зовущего, чем красивый мужчина, который неуверен в себе. Это взывает не только к женщине в каждой из нас, но к матери.Комбинация опасная. К счастью, у меня был иммунитет – это уж точно. К тому же явидела, какой секс нужен Филиппу. Он точно был не моего типа.

“Мэйбл” – это кафетерий, но еда там чудесная и по разумнымценам. По будням там под завязку деловых костюмов и платьев, кейсов иманильских конвертов. В субботу почти пусто.

Из-за груд дымящейся еды мне улыбнулась Беатрис, толстая ивысокая, с каштановыми волосами и усталым лицом. Розовая униформа плохо сиделана ее плечах, и сетка для волос делала ее лицо слишком длинным. Но она всегдаулыбалась и никогда не замолкала.

– Привет, Беатрис! – сказала я и, пока она еще неуспела спросить, добавила: – Это Филипп.

– Привет, Филипп! – сказала она.

Он улыбнулся ей улыбкой ничуть не менее ослепительной, чемулыбался риэлтерше на нашем этаже. Беатрис вспыхнула, отвела глаза и хихикнула.Я и не знала, что она так умеет. А шрамы она заметила? И важно ли это ей? Длямясного рулета было слишком жарко, но я его все равно заказала. Он всегда бывалсочным, а кетчуп острым. Я даже десерт взяла, чего обычно не делаю. Меня мучилголод. Мы расплатились и нашли столик, где Филиппу больше ни с кем не надо былофлиртовать. Неслабое достижение.

– Что случилось с Жан-Клодом? – спросил он.

– Еще минутку.

И я произнесла над едой благодарственную молитву. Когда яподняла глаза, он смотрел на меня. Мы стали есть, и я рассказала емусокращенную версию событий последней ночи. В основном я ему рассказала проЖан-Клода и Николаос и про наказание.

Когда я закончила, он уже бросил есть и смотрел куда-топоверх моей головы на что-то, мне не видное.

– Филипп? – позвала я.

Он затряс головой и посмотрел на меня.

– Она могла его убить.

– Мне показалось, что она хочет его наказать. Ты незнаешь, что это за наказание?

Он кивнул и негромко сказал:

– Она их кладет в гробы и накладывает крест, чтобы онине вышли. Когда-то Обри исчез на три месяца. Когда он появился снова, он былтакой, как сейчас. Сумасшедший.

Я поежилась. И Жан-Клод тоже сойдет с ума?

Я взяла вилку и заметила, что уже съела половину черничногопирога. Я терпеть не могу чернику. Черт побери, что же это со мной? Во рту ещестоял теплый и густой вкус. Я попыталась запить его большим глотком колы, но иона не помогла.

– Что ты собираешься делать? – спросил он.

Я отодвинула полусъеденный пирог и достала первую папку.Первая жертва, некто Морис, фамилия не указана, жил с женщиной по имени РебеккаМайлз. Они сожительствовали пять лет. Слово “сожительствовали” звучит лучше,чем “трахались”.

– Собираюсь расспросить друзей и любовников погибшихвампиров.

– Может быть, я знаю их имена.

Я посмотрела на него в сомнении. Делиться информацией с нимя не хотела, поскольку знала, что добрый старый Филипп был дневными глазами иушами нежити. Но если я буду разговаривать с Ребеккой Майлз в обществе полиции,получу от нее кучу вранья. Разгребать его, у меня нет времени. Мне нужнаинформация, и быстро. Николаос хочет результата. А что хочет Николаос, то лучшеей дать без разговоров.

– Ребекка Майлз, – сказала я.

– Я ее знаю. Она была собственностью Мориса. – Он пожалплечами, будто извиняясь за это слово, но другого искать не стал. Я подумала,какой смысл он в него вкладывает. – Куда мы пойдем для начала?

– Никуда. Не люблю, чтобы штатские путались у меня подногами во время работы.

– Я мог бы помочь.

– Ты не обижайся, на вид ты сильный, может, ты дажебыстрый, но этого мало. Ты умеешь драться? Пистолет у тебя есть?

– Нет, но я могу за себя постоять.

Я в этом сомневалась. Люди неправильно реагируют на насилие.Они застывают. Пара секунд, пока тело в нерешительности, а разум не можетпонять. За эти секунды тебя могут убить. Единственный способ борьбы снерешительностью – практика. Насилие должно стать частью твоего образа мыслей.Практика делает тебя осторожным и чертовски подозрительным, а также удлиняетожидаемую продолжительность жизни. Филипп был знаком с насилием, но лишь какжертва. Профессиональную жертву таскать с собой мне было совершенно ни к чему.Да, но мне нужна информация от тех, кто со мной говорить откажется. А сФилиппом – нет.

Перестрелки среди бела дня я не ожидала. И нападения из-заугла тоже не ожидала по настоящему, по крайней мере сегодня. Да, мне случалосьи ошибаться, но… Если Филипп сможет мне помочь, вреда в этом не будет. Если онне будет сиять улыбкой направо и налево и к нему не будут приставать монашки,нам ничего не грозит.

– Если кто-то будет мне угрожать, ты можешь стоятьспокойно и дать мне делать мою работу или ты полезешь меня спасать? – спросилая.

– А, – сказал он и уставился на свой стакан. Потомпроизнес: – Не знаю.

Очко за правдивость. Почти любой на его месте соврал бы.

– Тогда мне лучше пойти без тебя.

– А как ты убедишь Ребекку, что работаешь на старшеговампира города? Истребительница работает на вампиров?

Даже для меня это прозвучало смехотворно.

– Не знаю.

Он улыбнулся:

– Тогда решено. Я пойду с тобой и пролью масло наволны.

– Я не дала согласия.

– Но ты и не отказалась.

В его словах был смысл. Я допила колу и минуту, может быть,смотрела в его самодовольную рожу. Он ничего не говорил, только смотрел вответ. Лицо его было нейтральным, без вызова. Это не было состязание двух воль,как с Бертом.