Книга ЗБ. Заброшенная больница - самое таинственное место в городе... - Олег Раин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, часто выручали нас по хозяйству. А тут война началась, совсем плохо стало – ну я и отправилась. А как добралась, так соседи и рассказали, что дядю с тетей в заложники взяли, а сыновей их мобилизовали. Представляешь, чтобы против нас же и воевали! А после трактор забрали, из погребка все выгребли, из дома всё ценное унесли – ничего не оставили.
– Разве так можно? – поразилась я. – Брать в армию человека и арестовывать родителей?
– У нас там такое сплошь и рядом. Есть, конечно, нормальные военные, даже помогают гражданским, а есть такие упыри, что народ просто разбегается.
– Как же вы их отличаете?
– Да так и отличаем! – горько усмехнулась Лиза. – Свои – это свои, их ни с кем не спутаешь, а кто грабит да убивает, тот явно чужой.
– Ничего себе! А мальчик откуда взялся?
– С мальчиком я потом встретилась. Понимаешь, там, в деревушке, настолько всех застращали, что нашлись свои доносчики. Я же в деревушке всего ничего и была, а кто-то уже сбегал в комендатуру и донес. Только и успела у соседей картошки в рюкзачок набрать, а тут БМП с включенными фарами – резво так подкатили, и прямо к нашему дому. Ясно, что по наводке. Я соседям и выпалила, чтоб не вздумали запираться, – пусть говорят, что приходила, спрашивала про еду и ушла. Чтобы, значит, не пытали, не били.
Ну а сама чесанула огородами. Пару улочек перемахнула и слышу: бегут за мной, да быстро так! Значит, опытные охотники – живой взять решили. Я – ползком во дворик чужой и нос к носу сталкиваюсь с мальчонкой. Я на четвереньках, и он на четвереньках – смех! Но нам, понятно, не до смеха. А он меня и спрашивает так деловито: «Убегаешь?» Я киваю: «Ага». И всё! Он даже уточнять ничего не стал. Взял меня за руку и отвел в какой-то сарайчик. А там такой же вот пол и никакого люка. Только этот малец поддел одну доску, потом другую и показал мне тайный лаз. Я нырнула туда, а он все аккуратно заложил, на это место мешки какие-то передвинул и дверь на замок запер. Вот я и сидела там, тряслась от страха. Кто его знает – что за мальчишка мне встретился да еще и запер!
А потом БМП к нам подрулила, я сразу услышала. По двору ботинки кованые застучали, кто-то орать начал, ругаться. Я сижу – ни жива ни мертва. И слышу – наверху голосят. Сначала детский голосок, за ним старушечий. А как замок открыли – я совсем приуныла. Но они вошли, побегали и снова выскочили. Опять БМП загудела – и дальше поехали.
Часика через полтора этот парнишка меня и выпустил. Снял доски, сказал, что «улоды уехали». Так и сказал: «улоды». Он еще «р» не выговаривал. Я его спросила, кто плакал. Он признался, что это они с бабкой – специально, чтобы разжалобить и выгнать. «Солдаты не любят, когда плачут, – объяснил он. – Обязательно или стлеляют, или уходят». «Получается, и вас могли убить?» – опять спрашиваю я. А он так пренебрежительно машет ручкой: «Елунда!» Потом посидели немного, поболтали. Он о себе рассказал, я тоже про наш поселок поведала. И вот когда прощались, мальчонка рисунок мне подарил. Чудный такой, сама посмотри. Главный герой – маленький бегемотик. Он объяснил, что у него игрушка такая была – самая любимая. А потом он ее тоже подарил. Каким-то девушкам. Представляешь, там у них все наоборот получилось.
Он на базу к военным залез и гранату боевую стащил – настоящую!
– Вот же сорвиголова!
– Ага, бойкий малец. Когда убегал от них, в ямину какую-то свалился, ногу растянул. Хотел отсидеться, а тут пьяная солдатня – орут, стреляют вслепую. В общем, если бы не эти девушки, он бы не спасся. А они помогли. Вот он бегемотика этого им и отдал. А потом уж рисовал его по памяти. Славный такой малыш! Я ему свой ножик складной подарила, чтобы он по бегемотику не слишком скучал…
Я разгладила листок. На зеленой полянке в окружении пальм и березок стоял на задних лапах бегемот. Немного похожий на Муми-тролля, улыбающийся от уха до уха. В толстых лапах лукошко, а рядом другие животные и человечек в шортах – должно быть, сам мальчишечка. А еще солнышко, облака – всё как положено.
Я разглядывала рисунок и думала о несовершенстве мира – о друзьях, с которыми приходится расставаться, о взрослых и невзрослых недругах, о далекой войне и Лизе, которая так вовремя появилась рядом и успела стать настоящей подругой.
Наверное, мы проговорили бы еще долго, но позвонила Лизина мама. На этот раз распрощались мы вполне по-женски – с объятиями и чмоканьем в щеки. Она побежала домой, а я…
Я посидела в беседке еще какое-то время, размышляя о своих родителях, о том, что Лизина мама хотя бы иногда звонит своей дочери, а вот мои родители перезванивались со мной редко. То есть сейчас-то понятно – ситуация ссоры, но все равно ведь помиримся, уже начались подвижки. Не бурчат и в молчанку не играют, вчера даже спокойной ночи пожелали. Но вот чтобы набрать мой номер или хотя бы эсэмэску добрую скинуть – этого от них не дождешься. То ли времени не хватало, то ли сил душевных. Папа-то в своем МЧС постоянно сталкивался со всевозможными бедами – то и дело кого-то спасал да выручал. И маму, как врача, вечно забрасывали в горячие точки. Попробуй-ка после такого поговори с доченькой о ее насущных проблемах! Хотя иногда все-таки получалось.
Я припомнила, как мама завела со мной однажды разговор о внешности. Случайно застала у зеркала, где я пыталась перекисью водорода обесцветить свою рыжую прядь, ну и принялась утешать. Причем начала издалека, объяснив, что девочки и впрямь бывают двух сортов: красивые и некрасивые. И именно в моем возрасте красота начинает приобретать ценность, становится предметом гордости и зависти. Да только красивые нравятся окружающим, не прилагая к тому особых усилий, они довольны собой, учатся пользоваться своим даром, легко получают то, что им хочется. Потом, уже во взрослой жизни, это может сыграть с ними злую шутку. Красота вянет, а нужных навыков не обнаруживается. Именно по этой причине красивые женщины зачастую несчастны в личной жизни. Да и стариться им куда тяжелее, поскольку есть что терять.
С некрасивыми девочками происходит иная история. Во-первых, осознают они это не сразу, делая страшное открытие только в переходном возрасте. До этого-то у них тоже все обстоит неплохо: веселятся вместе со всеми, не стесняются себя, дружат, играют, общаются. И вдруг – бац! – в один ненастный день выясняется, что ты урод. И сразу начинаются муки, поскольку что-то нужно срочно исправлять, дабы весь этот ужас немедленно прекратился. Начинается лихорадочный поиск, мозги плавятся, об учебе бедные девоньки напрочь забывают. Сейчас-то возможностей в сто раз больше, а раньше бросались в спорт, в туризм, в студии разные. Можно было серьезно заняться творчеством – музыкой, рисованием – учиться запечатлевать красоту, которой так не хватало в жизни. Можно было погрузиться в литературу, записаться в театральную студию, начать работать над собой – над пластикой, голосом и мимикой, а в итоге обнаружить в себе таланты, о которых ранее не подозревала.
Впрочем, сегодняшние мои сверстницы выбирали более тупой путь, предпочитая чатиться в интернете, скрываясь за аватаркой, или, подавшись в ролевики, изображать пятого хоббита с краю. Кто-то увлекался пирсингом или косплеем, рисовал мангу и анимешных красавиц, а то и примыкал к какому-то сообществу, покорно растворяясь в неформальном движении.