Книга Расскажи, как надо жить - Федор Анич

Дима согласился, но с условием, что его зарплата уменьшиться еще на три тысячи. Я не стал сопротивляться, ведь продукты он покупал за мой счет. Конечно, мне было не жалко заплатить ему эти три тысячи, раздери их Центробанк, но он уперся как осел.

Постепенно Дима переместился в мой кабинет и помогал выполнять техническую работу – набирал тексты, которые я предпочитал писать от руки, когда правил чужие переводы прямо в рукописях, приводил в порядок рабочий стол, закупал канцелярию, а потом я позволил ему отвечать на свои письма. Дима стал незаменим.

Но он по-прежнему не говорил о себе. Совершенно ничего.

С первой зарплаты он купил домой мультиварку.

– Я умею готовить совершенно потрясающее мясо в мультиварке, тебе понравится, – пообещал он.

Мясо действительно оказалось восхитительным, он просто покидал в чашу мультиварки крупно нарубленные куски баранины, картошку, стручковую фасоль и каких-то сухих травок из загадочных неподписанных пакетиков невесть откуда взявшихся на моей кухне. Блюдо получилось изумительным! Мы даже распили по бокалу красного вина. А потом Дима предложил прогуляться. Я, честно сказать, побоялся: его по-прежнему периодами душили рыдания, особенно ночью, я то и дело слышал его заглушенные подушкой рыдания. Днем, когда на него накатывало, он закрывался в ванной и долго оттуда не выходил.

Я пытался выяснить у Павла Витальевича причины такого состояния Димы, но он ограничился следующим ответом:

– Это временно, Василий, скоро пройдет. Дайте ему время, он поднимется. Он не всегда был таким. Но больше я ничего сказать не могу, это личное дело Димы.

И я отстал со своими расспросами от Павла Витальевича, но не оставил надежду выяснить все у Димы. И прогулка была отличным поводом для подобного разговора. Но, увы, ничего не вышло. Едва я подводил к теме его приступов, как Дима перенаправлял разговор в другое русло, не оставляя мне ни малейшего шанса.

– То, что я видел в блокноте, – это стихи? Ты сочиняешь?

– Нет… Это был единоразовый выплеск эмоций. Не знаю, что на меня нашло, просто захотелось, зачесалось срочно выложить все, что я по этому поводу думаю, и получилось то, что, собственно, ты и видел.

– А у тебя есть мелодия? – продолжал свой допрос Дима.

– Нееет, – рассмеялся я. – Какая мелодия? Я же не сочинял песню!

Хорошо, что он стоял сзади и толкал по легкому снежку мою тогда еще старую телегу. Если бы он смотрел мне в лицо, то увидел бы пунцовый румянец на щеках – еще мама говорила, что я совершенно не умею врать. Ни грамма. Сразу краснею, а в детстве начинал пускать пузыри и отводить лукавый взгляд. Даже фотография есть: белокурый карапуз стоит в позе Мерилин Монро, мордочка красная-красная! Мама говорила, что, перед тем как сделать это фото, меня спросили про Алину, девочку из садика. Я был в нее влюблен, и мама, конечно же, это прекрасно знала, но я не сознавался. Врал, что мы просто друзья.

– А я пишу музыку, – сказал Дима. – Правда, давно этого не делал.

На этом наш разговор закончился, и мы продолжили прогулку в тишине. Каждый думая о своем. Но я сделал себе пометку, положил в копилку еще одно бесценное знание о Диме Грановском.

* * *

Уже через месяц, к концу апреля, мы настолько привыкли друг к другу, что я даже не хотел думать, что будет, если Дима от меня съедит. Между тем такие мысли, оказывается, в его голове сидели прочно.

– Вася, я думаю, мне надо съезжать, – сказал он однажды, вернувшись из магазина.

– Не бросай пальто где попало, повесь в шкаф, – машинально ответил я.

Я был занят очередным опусом госпожи Беспальцевой, и совершенно не расслышал то, что он мне сказал. Дима же ничего повторять не стал, молча удалился на кухню готовить ужин.

Только вечером, поедая вкуснейшую солянку, я увидел, что Дима не в настроении. Он возил ложкой по тарелке, не смотрел в глаза и шмыгал носом.

– Не выдумывай, солянка прекрасна! – сказал я.

– Да, вкусная… Ты слышал, что я тебе сказал сегодня днем?

Я напряг память. И вспомнил.

– Я забыл, прости. Почему ты хочешь съехать?

– Ну потому что я так не могу. То, как я сейчас живу, ничем не отличается от того, как я жил на шее у Павла Витальевича. Ты предоставил мне жилье, кормишь меня.

– А ты помогаешь мне, Дима! – возмущенно сказал я. – Ты что, не видишь, как делаешь мою жизнь настоящей? Без тебя я не мог и половины того, что я сейчас могу! Я все время зависел от доброты дяди Якова, который не забывал выводить меня на прогулку, но раз в месяц, потому что он уже в годах! Я ел только то, что можно было разогреть в микроволновке, которую мне подарил Павел Витальевич, потому что не доставал до плиты так, чтобы можно было готовить нормально! Весь дом на тебе! Дима, ты неоценимый работник!

– Вася, но это ненастоящая работа, это помощь. Если бы ты меня попросил, я бы и так все это делал, мне не сложно. Но ты платишь мне деньги за то, что я тебе помогаю. Это неправильно.

– Ты знаешь, сколько стоит личный помощник? А ты, помимо личного помощника, еще и домохозяин! Это я плачу тебе гораздо меньше, чем ты заслуживаешь!

– О нет. Давай не будем об этом. Я ведь сейчас совершенно о другом пытаюсь тебе сказать. Я предлагаю равноценный обмен: найду работу, буду жить у тебя, а за это делать все тоже, что делал раньше. Таким образом между нами исчезнет финансовая зависимость. Я буду помогать тебе, а ты – мне. Я силами, а ты – жильем.

Отвоевать обратно мне не удалось. Дима уже все решил для себя и вскоре пристроился на работу курьером. Платили за такую работу двенадцать тысяч рублей, но он был счастлив. Работал он две смены с девяти утра до пяти вечера, потом два дня отдыхал и снова две смены. В свои выходные он разгребал мои дела, при этом теперь зависимым чувствовал себя я. Ведь Дима делает все это из жалости – как когда-то я взял его на работу.

Нельзя сказать, что я чувствовал себя дискомфортно. Некоторое время, пока мы пытались прижиться в этой новой схеме взаимоотношений, между нами возникали неловкости. Например, если раньше я мог спокойно сказать Диме, чтобы он отвез бумаги в офис как можно быстрее, то сейчас я сначала спрашивал может он или нет. Надо отдать должное Диме: он был чрезвычайно проницательным и чувствовал, когда нужно «сейчас», а когда «сегодня-завтра».

Я не знаю, как так получилось, но нам удалось даже бытовые вопросы свести к минимуму дискомфорта. Дима покупал продукты, которые считал нужными, а я давал ему деньги. Он пытался отвоевать свою часть в виде половины затрат, но я был категоричен: я жру больше, тем более я весь день дома и жую постоянно. А он в полях, только завтракает (один бутерброд и чашка чая) и ужинает (максимум – тарелка супа). Но вся нагрузка по приготовлению пищи, покупке продуктов – на нем. Поэтому, я считал это справедливым. Но все равно то и дело я находил в холодильнике продукты, которых не было в чеках. Да, да он после каждого похода в магазин показывал мне чек, хотя я говорил ему, что доверяю.