Книга Старик и ангел - Александр Кабаков

— Вот и есть настоящий дурдом, — угрюмо пробормотал Кузнецов.

— Ладно, — добродушно согласился Михайлов, — обсудим на досуге социально-психическое здоровье нашего общества, можно на референдум будет вынести… А сейчас к делу. Итак, вы ведь верующий православный христианин?

— Ну… — неопределенно протянул Кузнецов, — в каком-то смысле… Каждый идет к вере своим путем… Но меня бабка, она верующая была, из мещан, крестила в детстве тайно. Знаете, какие тогда времена были… Но, конечно, нельзя не признать существование Высшей Силы, которая, собственно, и проявляется в законах науки, поскольку…

— Тайно крещеный! — восхищенно перебил полковник. — Да уже этого достаточно, чтобы вы вошли в самую что ни на есть нашу элиту! Ведь там все исключительно тайно крещеные. Некоторые уже областями руководили, отраслями ворочали, когда принимали крещение! Я у одного товарища… ну, моего товарища еще по учебке… в смысле по учебе, сам был крестным отцом. Прямо между планерками, в его комнате отдыха за кабинетом, и крестили. И батюшка был из наших, доверяли ему, как самим себе. Представляете, окрестил, все по-человечески, а в рапорт не включил! Здорово рисковали все, между прочим… Да. Итак, вы верующий, следовательно, вам должна быть близка концепция, в соответствии с которой вы сначала отдаете душу… не нервничайте, простите! Значит, отдаете Богу душу, а после успешных реанимационных мероприятий душа ваша… не нервничайте!!! Душа ваша возвращается на этот свет, Князем которого, как известно, является Сатана, черт бы его взял. И становится ваша душа на втором сроке эксплуатации сразу же его полной собственностью. А так как он есть Князь мира сего, то и подвластные ему условно оживленные занимают ключевые позиции в государстве и обществе. В результате чего мы имеем такое государство и, мать бы его так, общество тоже не лучше!

— А в других странах как? — включаясь в бред, спросил Сергей Григорьевич.

— А других стран, дорогой профессор, — чуть понизив голос, задушевно сообщил Петр Иваныч, — давно уже нет. Вон даже ваш брат, шофер, это знает. В связи с небывалыми успехами медицины и ее беспредельными возможностями там не осталось ни одного человека зрелого возраста, не прошедшего процедуру восстановления сердечной деятельности. И, следовательно, все их души принадлежат Дьяволу, и нет там ничего и никого, кроме Дьявола, вообще ничего нет, поскольку… То есть исламские страны вроде бы есть, только никто не знает где. То ли во Франции, то ли в Англии… Но самих Франции, Англии и других так называемых развитых стран теперь точно нет. Доразвивались ребята. И есть теперь там только Черт знает что… Да вы включите первый же канал, сами посмотрите!

— А Россия, — снова ясно понимая, что он говорит с сумасшедшим и сам сходит с ума, поинтересовался Кузнецов, — Россия, в которой мы с вами лежали во втором кардиологическом отделении пятой градской больницы с диагнозом «ишемическая болезнь сердца»? Россия, где мы родились и стали теми, кем стали, где остались наши женщины и приятели? И откуда вы меня утащили на съемки какой-то фантастической ерунды, вероятно американской, познакомили с несуществующим братом…

— Эх, и бессовестный ты, профессор, — сказал шофер, оборачиваясь. — В детстве молотком пристукнуть хотел, а теперь вот отказываешься признавать…

— Помолчите, капитан, — прекратил родственное выяснение отношений Михайлов. — А вы, Сергей Григорьевич, успокойтесь и внимательней оглядитесь по сторонам: какие ж это съемки? Это самая что ни на есть реальная действительность или, если угодно, действительная реальность. А теперь вспомните: разве та Россия, о которой вы сейчас говорите, не казалась вам иногда раскрашенным картоном, бездарной декорацией, в которой разыгрывается неумело поставленная второразрядная пьеса с отвратительными актерами? Да не то что казалась — вы ведь уверены бывали, что находитесь не то в своем, не то в чьем-то бреду…

— Так что же Россия? — настаивал Кузнецов. — Вы ведь, Петр Иваныч, еще, помню, в самом начале высказывались как патриот, так неужто вы примирились с тем, что только что сказали о России?

— Вот это и есть Россия, — твердо ответил полковник. — Это, как вы помните, и есть Третий Рим, а четвертому не бывать. Мы постигли смысл веры и сумели применить на практике то, что написано в великих книгах. И на роль того, кого во второй, главной жизни не сможет уловить Князь тьмы, вы прекрасно подходите, профессор Кузнецов! Он — цап, а не тут-то было! Ну и мы, конечно, наготове — добро пожаловать, заждались… Лучшая кандидатура, как я уже вам говорил, и именно мне посчастливилось ее найти.

— Все равно ничего не понял, — брюзгливо сказал профессор, — но все же: чем уж я так прекрасен? И для какой цели вам, организации вашей, нужен? Вам бы научиться души у Сатаны перехватывать, потеснить его — на то вы и ФСБ, а вы… Что вы делаете? Что?!

— Как раз что надо, то и делаем, — ответил полковник, и лицо его, мягкое и заурядное лицо обычного русского пьющего мужика, приобрело гордое и даже высокомерное выражение. — А если точнее и без ложной скромности, то я, именно я, в результате многолетней разработки, обнаружил и привлек того единственного реанимированного, который… Словом, вас.

— Да на хера?!! — заорал Кузнецов, впавший за последнее время в отвратительную грубость.

— Все дело в том, что у вас нет и никогда не было души, — торжественно произнес полковник.

Глава шестнадцатая

Ужасный кошмар

Оставим потрясенного героя в его нынешних фантастических обстоятельствах и вернемся в полузабытую по ходу происшествий и бесед его квартиру.

В данный момент ее отпирает законная жена профессора Кузнецова Сергея Григорьевича, гражданка Франции (и, между нами, сохранившая на всякий случай российский паспорт) мадам Ольга Г. Шаповал-Кузнецова. При ней, как всегда в ее путешествиях, набор чемоданов “Louis Vuitton” (это не реклама! — Авт.), по которым носильщики и таксисты всего мира отличают пассажиров первого или, на худой конец, бизнес-класса. Без видимых усилий русско-французская пенсионерка вносит багаж в прихожую — она в прекрасной физической и, добавим заслуженный комплимент, косметической форме — и с отвращением оглядывает невыносимо пыльное помещение. А уж пахнет… Любой поймет, что так может пахнуть только из холодильника, в котором оставили продукты на неделю, но m-me Olga уже забыла, как пахнут русские холодильники с забытыми в них продуктами. Она просто зажимает нос и потому еще более гнусаво, чем обычно с ее приобретенным акцентом, кричит «Сергей!» — однако ответа не слышит…

Словом, чтобы не затягивать интродукцию, сообщим коротко: сделав всего один, но снайперски точный звонок на кафедру, она узнала все главное о муже. Еще пять звонков — в кардиологии говорили, что все справки через справочную, справочная была навсегда занята, потом кардиология уже не отвечала… Но Ольга Георгиевна не разучилась разговаривать с соотечественниками, даже каким-то необъяснимым образом усовершенствовалась в этом — так что ее соединили и с ординаторской, потом и с завотделением, и она узнала, что муж ее перенес длительную остановку сердечной деятельности и сейчас находится в глубокой коме в палате интенсивной терапии, где проводятся все необходимые лечебные мероприятия. Состояние тяжелое, пожалуй, критическое. Вы жена? Вам завтра пропуск выпишут…