Книга Старик и ангел - Александр Кабаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я давно хотел написать роман, в начале которого можно было бы поставить рекомендацию читателям: ad libitum. Такую рекомендацию музыкантам-исполнителям пишут иногда перед нотами. Мол, играйте с душою, ото всей души, даже — как Бог на душу положит.
Вот и я хотел написать роман ad libitum. Давно хотел. Что в эту минуту приходит в голову, то и писать.
А тут мне знакомый врач рассказал, что все чаще стариков, которых бросили родственники, из больницы забирают одинокие медсестры. Такое социальное явление. И все довольны: старцу — уход, медсестре — какой-никакой, а муж, да еще, бывает, с хорошей пенсией, родственникам — полная свобода. Правда, иногда они лишаются наследства, но это уж как подсуетятся — успеют или нет выписать папика из его квартиры и карточки пластиковые вместе с пинкодами у него выманить, или он их опередит и с хищницей распишется… Как добрые медсестры в таких браках удовлетворяют свои физиологические потребности, доктор не знал. Тут в его рассказе возник некоторый зазор. «Не ангелы же…» — сказал доктор — и ошибся.
В общем, я написал как хотел — вполне от души, но вроде бы по жизненному сюжету.
Все это говорится с единственной целью: убедить читателя, что здесь ничего не было написано нечаянно, по ошибке. Нет. Это я так хотел в то время, когда писал.
И постепенное, никак не объясненное превращение совершенно реалистического жизнеописания в чистую фантазию и очевидное преувеличение. И всякие нелепицы сатирические. И гимн импотенции. И просто глупости вроде вставной пародии на боевик. И перевод абсолютно реальных людей сначала в прототипы, а потом и в протагонисты. И доморощенная мистика. И неофитская религиозность. И упоминания собственных прежних сочинений. И прямое, но неосознанное использование некогда написанного водевиля, для которого впервые придумал ангелов, летающих под видом медсестер в мужской палате интенсивной терапии. И прямые заимствования у коллег и предшественников, включая даже поэтов. И личное (а то и с приятелем) участие в тексте.
И вся прочая дурь, которой набито это безответственное сочинение, — все по воле моей, а не по недосмотру.
Критики! Вам ничего не надо придумывать — все включено в послесловие, которое сейчас перед вами, остается только добавить презрительной интонации. Читатели! Если вы добрались до этого места, значит, моя цель достигнута. Влюбленные! Вот вам надежда. Обделенные! Вот вам утешение. Автор! Вот тебе последствия, они сейчас наступят.
И теперь —
конец.
март — декабрь 2012
Павловская Слобода