Книга Любовники поневоле - Робин Доналд

Оцепенев, Сейбл произнесла:

— Я думала, что она умерла…

Он сухо рассмеялся:

— Это не так. Она живет в доме престарелых в Напьере.

Сейбл вскинула голову:

— И что… что она сказала?

— Ничего, я с ней не говорил.

Сейбл, словно в тумане, огляделась вокруг, увидела стул и опустилась на него. Она едва могла говорить.

— Почему?

Он налил ей стакан воды.

— Вот, выпей.

И, когда она выпила полстакана, Кейн сказал:

— Не знаю точно, когда я понял, что ошибался насчет тебя. — Не меняя тона, он продолжал: — Мне кажется, что если бы я не возжелал тебя с первого взгляда так страстно, что едва мог справиться с собой, то отнесся бы ко всему этому более разумно. — Он помедлил, затем размеренно продолжал: — Мои родители жили как кошка с собакой. Они обожали друг друга и никого больше не замечали вокруг, но были не в силах жить счастливо вместе. Я вырос в атмосфере постоянных ссор. И когда стал взрослым и подумал о женитьбе, то решил, что никогда не буду жить так, как они.

Сейбл, судорожно сглотнув комок в горле, произнесла срывающимся голосом:

— Да, я понимаю.

В улыбке его явственно читалась горькая самоирония.

— Я намеренно выбирал спокойных и невозмутимых любовниц, которые не предъявляли ко мне никаких требований. А затем в мою жизнь ворвалась ты, и я захотел тебя так же страстно, как и презирал, поэтому использовал твои прошлые предполагаемые грехи для того, чтобы не признавать правды.

— Правды? — выдохнула Сейбл, и сердце ее застучало где-то в ушах.

Но даже тогда она не поверила, не могла поверить… ему.

— Я люблю тебя, — сказал Кейн без всякого выражения. Глаза его сузились. — Ни один разумный человек не верит в любовь с первого взгляда, но это случается. — Сейбл молчала, не сводя с него глаз, и тогда он медленно произнес: — А теперь тебе следует сказать мне, что ты не хочешь меня, потому что я — самый худший мужчина на свете.

Запинаясь, она проговорила:

— Можем ли мы поверить в это? — и разрыдалась.

Его руки обняли ее — теплые, сильные, несущие защиту и безопасность, а она всхлипывала на его груди.

— Я не знаю… Я так счастлива, но теперь… я не могу…

— Ш-ш-ш… — Голос его был низким и странно прерывистым. — Только скажи, ты любишь меня?

— Конечно, люблю!

Кейн глубоко вздохнул. Она подняла глаза и встретила его взгляд. В нем была такая надежда, что сердце ее сжалось.

— Надеюсь на это, — сказал он, доставая носовой платок. — Вот, возьми, иначе ты промочишь меня. — Но когда в ответ Сейбл еще сильнее расплакалась, он ласково сказал: — Я люблю тебя всей душой, всем сердцем, но я больше никогда не скажу тебе это, если ты будешь так реагировать. Твои слезы разрывают мое сердце.

— Я н-не м-могу остановиться, — зарыдала она, хватая платок и пытаясь вытереть слезы. — Я никогда не плачу. Не знаю, как это тебе доказать, но я очень люблю тебя.

— Мне и не нужны твои доказательства, — покачал он головой, взяв из ее рук платок и нежно вытирая ей слезы. — Я пытаюсь тебе сказать, что я безоговорочно верю в то, что ты не имеешь отношения к этому грязному делу.

Подняв Сейбл на руки, Кейн отнес ее на диван, лег сам и прижал ее к себе.

Долгое время они так и лежали обнявшись, и вскоре его близость, его нежность успокоили Сейбл настолько, что она осмелилась спросить:

— Почему ты позвал Брента?

Кейн ответил не сразу, и снова она, подняв глаза, увидела во взгляде этого властного мужчины смятение.

Губы его искривились.

— Наверное, я ревновал. — Его широкие плечи напряглись, когда он продолжал: — Да, ревновал. Это для меня — новое чувство, и я его сразу не распознал, но мне надо было избавиться от него, а для этого я должен был увидеть вас вместе, чтобы убедиться, что ты испытываешь к Бренту лишь дружеские чувства.

— И ты убедился?

Приподняв ее за подбородок, он взглянул ей в глаза, и голос его был глубоким и уверенным.

— Я убедился.

— Тогда почему ты так воспротивился моему отъезду?

Глаза его потемнели.

— Не мог тебя потерять. И я отреагировал не думая.

Но ей надо было знать больше.

— Кейн, что заставило тебя поверить мне? Ты был убежден, что я — отъявленная мошенница, почему ты изменил свое мнение?

На мгновение закрыв глаза, он снова открыл их, и в них мелькнул веселый блеск.

— На самом деле я начал верить в то, что ты невиновна, уже в первый раз, когда мы занимались любовью.

Глаза ее расширились до невероятных размеров.

— Ты хочешь сказать, что я не могла быть шантажисткой, потому что оказалась хороша в постели? — требовательно спросила Сейбл, не в силах понять, пришла ли она в восторг или в ярость.

Она рассмеялся и поцеловал ее.

— Ты была так открыта, так великодушна, что отдала мне всю себя, без всяких условий. И когда ты взорвалась в моих руках, я почувствовал, как ты была потрясена. Я понял, что ты никогда еще не испытывала оргазм, и это было для тебя совершенно неожиданно.

Глаза ее потемнели.

— Это было прекрасно, — сказала она тихо. — Но ведь это не имеет отношения к моему моральному облику.

— Шантаж — это отвратительное преступление, и я не мог связать его с женщиной, которая так полно раскрылась в моих объятиях. Когда мы занимались любовью, ты не проявляла никакого притворства, никакой ложной стыдливости — ты была полностью моя. Ты отдалась мне без оглядки — открыто, с честным и чистым сердцем.

— Да, — словно во сне, произнесла она.

С иронией Кейн продолжал:

— Но этого я не мог сказать о самом себе. И мне потребовалось время, чтобы признать: это ощущение небывалой правильности — я не могу описать его другими словами — было искренним и сильным. Мне даже нравилось ссориться с тобой, и я стал догадываться, почему мои постоянно ссорящиеся родители продолжали жить вместе.

— Вообще, я не люблю ссориться, — сказала Сейбл со вздохом. — Но иногда ты был просто невыносим. И мне было очень больно — я так хотела, чтобы ты поверил мне, ведь я никого не шантажировала! А это действительно больно, когда все считают тебя преступницей, и даже мисс Попхэм. Она была ко мне очень добра, хотя и не проявляла пылкой любви. Но она всегда находила для меня время.

— Тогда, я думаю, нам надо повидать ее перед нашей свадьбой. — Он нежно поцеловал ее губы, приоткрывшиеся от изумления, затем, подняв голову, вгляделся в ее лицо. — Надеюсь, я помогу тебе избавиться от этих тяжких воспоминаний.