Книга Исландия - Александр Иличевский

Эрна свою ферму называет здравницей, к ней приезжают лечиться отовсюду. Похожая на ведьму, в широкополой соломенной шляпе, она торгует травяными сборами из того, что растёт в пустыне, а ещё продаёт пищевые добавки на основе прессованных семечек граната, сок которого в сезон предлагает в пластиковых бутылочках посетителям как некий эликсир. Пресс для отжима сока находится в раскалённом железном контейнере, внутри которого яростно вращается вентилятор, так что создаётся впечатление, что вы находитесь внутри самолёта и куда-то летите. При ферме есть сад, где преобладают финики и оливки, и есть зооуголок, где обитают козы, куры, овцы. На выходных иногда становится даже людно, потому что к Эрне съезжаются паломники.

Когда я осенью приехал туда, чаще всего на дороге можно было увидеть туристов, воспользовавшихся тем, что жара чуть схлынула, для путешествия в Мар Сабу – древний монастырь, с монахами которого мне предстояло подружиться и поддерживать добрые отношения, столь ценные для пустыни. Мы пили вместе с монахами чай, им нравилось, что я из России. Незаметно я стал торговым и связующим звеном между фермой и монастырем, нуждавшимся в прекрасных финиках госпожи Кобус, которыми так хорошо было закусывать крепкий чай. Туристы к ферме подходили уже измождёнными и неразговорчивыми, иногда просились зайти пополнить запасы воды. Я показывал им путь к умывальным кранам – на ферме удобства были коллективные, и какое-то время туристы топтались у них, в то время как в мои обязанности входило сопроводить их также и обратно до ворот. Вереницы туристических групп и цепочки джипов, испытывающих собственную проходимость, – это достояние пустыни по выходным дням. В будни пустыня совершенно, до галлюцинаций пуста, и только я её населял, таскаясь со своим спутниковым навигатором по холмам, между которыми в будущем должна была пройти дорога, и о конечном пункте назначения её не знали даже сами проектировщики.

Приезжающие на выходные любители природы обходительны. Это мне на руку, потому что я не слишком могу выносить полное одиночество, особенно погружённое в такую загадочную линзу, как пустыня. Меня не очень тянуло в ту пору возвращаться на выходные домой, к тому же друзья наведывалась ко мне в гости. Тем более мне самому хотелось понять с помощью друзей то загадочное, что происходило на Ослиной ферме и вокруг неё, я имею в виду пустыню и свои видения, смешавшиеся постепенно с её миражами.

Не многие приезжали каждую неделю, но имелся круг людей, которые должны были получать порцию лечения еженедельно, и они составляли круг субботних постояльцев, хотя и он менялся по мере выздоровления. Прибывали и совсем большие группы, под которые были отведены два шатра, где они спали в рядок, разложив пенки и спальники, прежде насидевшись вдоволь у костров, напевшись под гитару песен. В конце недели на ферму прибывала передвижная лавка, так что с колёс я покупал всё необходимое, особенно пиво, потому что в пустыне в конце дня ничто так не приятно телу и уму, который благодаря усталости переставал хоть чем-то отличаться от тела, как холодное солодовое пойло. В общем-то, на полке холодильника ничего и не было, кроме пива, битком, ряд в ряд.

В первое утро на Ослиной ферме я проснулся на полу в состоянии, которое в юности называлось «пивная мартышка». Как этого состояния достичь? Вы идёте в бар и возвращаетесь ночью на мотоцикле, за рулём которого та самая мартышка, а утром просыпаетесь, обнаружив, что мартышка украла все ваши деньги и нагадила вам в рот. У меня почему-то болела челюсть, во дворе покрикивали индюшки, ревел осел. Вчера я заселился поздно, день был жаркий, и ночь облегчения не приносила. Кондиционер работал еле-еле, и пришлось устроиться прямо под ним на полу, открыть Grey Goose и, закусывая галетами, залакировать пивом в качестве анестезии. Вдобавок я обнаружил, что вместо подушки у меня под щекой ноут. Во сне его край вдавился в щёку, и рубец на ней занемел. Я его растёр, зажмурился от головной боли и попытался умереть.

Проснувшись впервые в этом пустом бараке, как здесь выражались – в црифе, я снова ощутил, как плита зноя начинает давить на крышу, на плечи, затылок. Ферма находилась неподалёку от Иерихона, я был там когда-то на раскопках, и мне всё время вспоминались руины с домашним алтарём, где был найден череп со вставленными в глазницы ракушками и обмазанный глиной до телесного правдоподобия. Культ предков сквозил через почву пустыни, и повсюду казалось, что из недр к тебе тянется смерть – влекущая субстанция страха и покоя. Но что-то во мне повернулось, и я встал на ноги, едва справляясь с головокружением. Я шагнул к столу и приложился к чайнику. Нашёл и натянул шорты и открыл холодильник, где в морозилке обнаружил банку пива. Замёрзшее пиво не вытряхивалось из отверстия. Снова захотелось умереть, и, распахнув дверь, я сделал несколько шагов под солнце к стоящему посреди двора ослу. Сквозь зной с другой стороны двора ко мне направился человек и встал передо мной, глядя в упор.

– Я Саймон Чествик. Ветеринар. У меня беда.

– Ну да, по доброй воле здесь не окажешься, – сказал я.

– Я этот аккумулятор полдня из города на попутках вёз. А теперь выясняется, что полярность перепутал.

Я более или менее понял, о чём речь, и пошёл вслед за человеком, чтобы уставиться вместе с ним на машинные внутренности под капотом. Через какое-то время я сообразил отвинтить болты кабельного крепежа и накинуть клеммы в правильном порядке.

Toyota Hilux, древняя, как я сам, завелась, и Саймон, разгоняя индюшек, проехался в облаке пыли по двору. Затем сдал задним ходом и, не заглушив мотор, вышел из машины. Он сосредоточенно пожал мне руку, поправляя ладонью кипу. Это был высушенный солнцем, жилистый, как ствол оливкового дерева, человек лет шестидесяти.

– Благодарю вас. Один бы я весь день провозился.

– Подумаешь, бином Ньютона.

– Я бы точно не сообразил. Пойдёмте ко мне, глотнём чего-нибудь в честь наступающей Субботы.

– Спасибо, – сказал я, – но мне кажется, я уже перебрал в честь пятницы.

– Хлопнуть стаканчик вам точно не помешает, – заметил Саймон.

– Всё равно для меня рановато, – возразил я, гадая, оттаяло ли пиво.

– Послушайте, Суббота – великий день. Пойдёмте, здесь недалеко.

Я подумал и понял, что достаточно сейчас беспомощен, чтобы смириться с обретением нового приятеля. Я пожал плечами и поплёлся за ним куда-то на другой конец фермы.

В бараке Саймона было темно и прохладно. Хорошо работающий кондиционер с шипением гнал воздух. Все стены были заставлены стеллажами с книгами, пол и диван с кушеткой застелены коврами. Резная мебель под старину, книги по медицине и религии, миловидная женщина в кресле-качалке у торшера.

– Михаил, это Рая, – сказал Саймон. – Рая, этот волшебник починил нашу машину, без него бы я не справился.

Женщина всплеснула руками, отложила книгу и встала поприветствовать меня. Я протянул руку, но Рая сказала:

– Я не прикасаюсь к мужчинам, но необычайно рада видеть вас. Господь послал вас нам. Вы и есть тот самый геодезист, о котором рассказывала Эрна?