Книга Хочу быть твоей - Юлия Николаевна Николаева

— Ты похожа на очень взрослую маленькую женщину.

Я даже присвистнула.

— Поясни.

Давид сел рядом, глядя мне в глаза, а я смутилась, потому что он все-таки мужчина, а я женщина, хоть и маленькая, и очень взрослая. Вот ведь завернул. Грузин проклятый, сейчас еще притчу расскажет.

— С виду ты девчонка, совсем юная, — сказал он, — но здесь, — дотронулся пальцем до моей груди, — произошел сбой. Ты слишком взрослая для своих лет, Вика Царева.

Отстранившись, Давид откинулся на стуле, продолжая пить кофе. Я молчала, глядя в кружку.

— По-моему, взрослые люди не творят ту хрень, что я, — сказала все-таки.

— Поэтому и говорю, что ты маленькая.

— Наверное, я еще и тупая, потому что ничего не поняла.

— Все ты поняла, — усмехнувшись, он встал и пошел из кухни, — будь готова через час, выезжаем.

Он ушел, я немного посидела. Смысл последних слов дошел не сразу, а когда дошел, поскакала следом.

— Как уезжаем? — спросила мужчину, он сидел в кресле, в соседнем расположился Грачев, я ему кивнула.

— А ты думала, мы тут зимовать остаемся?

— Нет, но… Ты узнал, кто на тебя покушался?

Давид вздохнул.

— Это тебя не касается. Да, вот еще что: пусть слухи о том, что ты моя любовница, ходят и дальше.

— Зачем?

— Ради твоей же безопасности. Пусть окружающие думают, что ты мне очень дорога, раз уж я свою жену из ресторана выставил, а тебя нет.

Он поднялся, направляясь в коридор, а я продолжила:

— Предположим. Но почему ты свою жену бортанул ради меня?

Мужчины остановились, Грачев усмехнулся, качая головой:

— Слова-то какие знает.

Давид тоже усмехнулся, а мне сказал:

— Может, ты мне и правда так дорога? Подумай на досуге.

И они ушли. Я только глазами хлопала, это что сейчас было? Нет, мое хорошее отношение к Давиду надо уменьшить. Совершенно точно, что он темнит. Только вот в чем? На этот вопрос ответа не было.

Давид высадил меня в центре, я попросила. Получив ценные указания вроде «не шатайся без дела», улыбнулась, на прощанье хлопнув дверцей. Дождавшись, пока машина уедет, направилась к остановке, а вскоре ехала в сторону дома Дронова. Понимала, что должна с ним поговорить, иначе это так и будет на меня давить. Я шла к его дому, курила и вспоминала те дни, только сейчас замечая некоторые несостыковки.

После похорон я сразу уезжаю в Питер. Если бы было можно, я бы катапультировалась с планеты, потому что жить дальше невыносимо. Раньше я всегда чувствовала, что рядом со мной есть Артем, даже когда мы были за почти тысячу километров друг от друга, а теперь я не чувствую вообще ничего. В голове нет мыслей, в сердце — чувств. Кроме осознания того, что я убила Артема — нет ничего. Я возвращаюсь в Питер другой. Ничего не хочу, мысли о карьере актрисы вызывают приступ тошноты. Я хочу просто забыться, выжечь из себя… себя. И бросаюсь в пучину алкоголя, наркотиков и развлечений, надеясь, что однажды утром не проснусь. В Питере это так доступно, так нормально. И я не замечаю, как пролетает год. Возвращаюсь на годовщину смерти и привычно зависаю. Меня хватает на два месяца. Я снова сбегаю в Питер, встречаю Влада. Мое замутненное сознание соглашается на жизнь содержанки. Потом я не раз себя проклинаю, потому что чувствую: я испортила жизнь не только себе, но и Владу. Я понимаю, что переоценила себя, что не могу больше жить с ним и, когда он меня отпускает, возвращаюсь домой.

Только через месяц я узнаю о том, что Егор торгует марихуаной, все от того же Дениса. Прибегаю к Дронову, кричу на него, обзываю полным идиотом.

— Да как ты мог ввязаться в это после того, как Артем погиб? — спрашиваю. Дронов смотрит долгим взглядом, а потом отвечает:

— Это хорошие деньги.

Сначала я думаю, что он свихнулся, потом начинаю истерически смеяться.

— Деньги? — повторяю его слова. — Деньги? Эти долбанные грязные деньги убили твоего брата!

Дронов молчит, курит, хмуро глядя в окно. Я ухожу, хлопнув дверью. Спустя несколько месяцев умирает мать. Я шатаюсь по улицам, не в силах находиться в квартире, где Катька делает ремонт. Встречаю Дэна, и мы едем к Дронову. Я в основном молчу, пытаюсь расслабиться в трипе. Но когда мы уходим, говорю ему:

— Прости.

Дронов только молча кивает в ответ.

Я снова замерла возле домофона, думая о том, какой была дурой. Решила, что Дронов занялся наркотой после смерти брата, а он, поняв это, не стал меня разубеждать. Потому что возникли бы вопросы, на которые Егор не хочет отвечать.

Я набрала номер квартиры.

— Да, — ответил голос через полминуты.

— Это Вика.

Пауза и щелчок.

— Заходи.

На этот раз я поднялась быстро, Егор ждал в дверях.

— Случилось что? — спросил вместо приветствия.

— Ты один?

— Да.

— Можем поговорить?

Дронов, поглазев, пустил меня внутрь. Прошли мы в кухню, она была длинная и узкая. Почти как питерская, только потолки низкие, что скрадывало ощущение. Егор замер у стола, а я сказала:

— Я все знаю. Это ты привел Артема к Давиду, ты устроил его курьером.

Егор, тяжело вздохнув, отвел взгляд. Прошло не меньше минуты, прежде чем он на меня снова посмотрел, а я вдруг не выдержала и набросилась на него, стуча кулаками по плечам, лицу, куда попадала.

— Ты его убил, Егор! — выкрикнула и разревелась, наверное, впервые вот так, навзрыд, за эти два года. Дронов прижимал меня к себе, обнимая, а я плакала, уткнувшись в его плечо, и повторяла в истерике:

— Ты убил его! Ты убил его! — пока не услышала тихое:

— Да, Вика, я знаю.

И все прошло. В один миг. Истерика закончилась, осталось легкое подрагивание, всхлипывание. Отстранившись, я посмотрела ему в глаза и увидела в них то, чего не замечала раньше: боль и пустоту. Господи, как же он живет с осознанием всего этого? Как?

— Прости, — прошептала, глядя ему в глаза, — прости.

А он снова обнял меня, так мы и стояли, молча, я смотрела через его плечо в окно на ясное голубое небо, а Егор гладил меня по спине.

Потом я лежала на диване на боку, подложив ладони под щеку, закрыв глаза. Егор смотрел в окно.

— Давид рассказал? — спросил наконец.

— Да, — ответила, не открывая глаз.

— С чего вдруг?

— А мы с ним любовники.

Тут я приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть реакцию. Егор, уставившись на меня, усмехнулся.

— Ты и Давид? Смешная шутка.