Книга Самое ценное в жизни - Татьяна Герцик

Душа противно заныла. Конечно, было видно и невооруженным взглядом, что дамочка страстно влюблена в своего босса, но вот что она может сотворить, отстаивая эту свою любовь? Татьяне почему-то казалось, что многое.

Внезапно внизу живота появилась знакомая неприятная тянущая боль. Пошла в ванную и убедилась в своих подозрениях – начались критические дни. Почти на неделю раньше срока! Неужели на нее так подействовал этот малоприятный разговор? И когда она успела стать такой неврастеничкой?

Налила себе чаю с молоком, обняла чашку ладонями, поудобнее устроилась на обтянутом зеленоватым винилом кухонном диванчике. Постаралась успокоиться, но не получилось, память негодующе выхватывала то одну, то другую фразу из омерзительного разговора. Огорчало еще и то, что беременность опять не наступила. Как хотелось ребенка от любимого мужчины! Если в их отношениях что-то разладится, малыш всё равно останется с ней живым воспоминанием о мелькнувшем счастье.

Она раздосадовано встрепенулась. Что за ерунда! Почему она постоянно боится несчастья, которое, возможно, никогда и не наступит?! Так и напророчить можно!

Пошла в большую комнату, где под потолком висела ее любимая работа «Дом в заброшенным саду», и молитвенно сложила руки. Почему-то казалось, что, пока цела эта картина, всё в ее жизни будет хорошо. Удивившись столь недостойной взрослого и разумного человека мысли, потрясла головой, пытаясь избавиться от нелепого ощущения, но оно только окрепло.

От грустных дум ее оторвала мелодичная трель телефонного звонка. Подбежав к телефону, быстро сняла трубку. Раздался хорошо поставленный глубокий баритон с артистическими модуляциями. Она узнала своего профессора.

– Таня? Добрый вечер! Это Юрий Георгиевич! – У девушки почему-то сжалось сердце от предчувствия неприятностей, хотя должно было бы быть наоборот. – У меня для тебя новость, надеюсь, приятная. В октябре состоится еще один вояж по тем же местам, что и в прошлом году, плюс Нормандия. Но на сей раз организаторы считают обязательным условием участие в выставке самих художников. А это значит – едут Илья, Виктор, Сергей и ты. Причем твоя фамилия первая в списке! – Почувствовав ее паническое настроение, строго приказал: – И не смей отказываться! Подведешь всех, не только меня! Без тебя выставка не состоится! И не забудь водительские права, погоним на двух машинах. На трассе тебе хоть немного, но придется посидеть за рулем.

Татьяна не знала, радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, ей давно хотелось посмотреть мир, познакомиться с интересными людьми, а с другой – страшно не хотелось расставаться с Владимиром. Вот если бы он мог поехать вместе с ней. Но вот только в качестве кого? Бойфрендом он явно не согласится. Да и не бросит он свое хозяйство: октябрь для здешних мест месяц горячий – картошка, морковь, капуста.

Когда поздно вечером с работы вернулся отчаянно уставший Владимир, его ждала скверная новость. Пока он пил на ночь молоко с купленной в местной пекарне ватрушкой, Татьяна села напротив, и, виновато пряча глаза, сбивчиво проговорила:

– Звонил мой профессор, Юрий Георгиевич, я тебе о нем как-то говорила, – Владимир кивнул головой, замерев в ожидании чего-то нехорошего. – Мне придется поехать с ним по Европе, сопровождать нашу выставку. Он сказал, что без меня всё может сорваться, что менеджеры поставили обязательное условие: с картинами едут и художники. Я не хочу, но…

Он хмуро выслушал ее сумбурный лепет. По сердцу прошел беспокойный холодок, но, посмотрев на ее побледневшее от огорчения лицо, с деланным спокойствием произнес, не желая раздувать из мухи слона:

– Ничего страшного! Это же не на всю жизнь! Когда ты едешь и на сколько? И, как я понимаю, это ведь очень престижно?

Она невесело ответила, резко сжимая и разжимая пальцы, как будто это простое движение могло принести успокоение.

– Да, участие в такой выставке – большая честь. И ответственность, конечно. Поедем первого октября. Через месяц буду дома.

Он кивнул и велел:

– Успокойся и иди спать.

Она молча послушалась. Он вымылся и пришел в спальню. Она судорожно попросила, не пуская его в постель:

Ты не мог бы лечь в другой комнате? У меня проблемы…

Он неслышно выругался и плюхнулся рядом.

– Нет уж, я буду спать здесь. Без тебя мне не спится. Прошлые разы, когда ты отправляла меня в ссылку, я практически не спал. – Она хотела возразить, но он не дал. – Извини, но спать будем в одной постели. Я знаю, что ты скажешь: спишь в такие периоды беспокойно и будешь мне мешать, но уж лучше дремать с тобой рядом, чем не спать совсем. Не волнуйся, я тебя лишь обниму.

Он положил руку ей на талию, уложил ее голову себе на плечо, погладил волосы и тихо попросил:

– Спи, моя родная!

У нее полегчало на душе, и она мирно заснула.

Он слушал ее легкое дыхание и даже не пытался заснуть, хотя дико устал сегодня и завтра ему предстоял такой же тяжелый день. Ему было по-настоящему страшно. Он начал понимать, что Таня не чета ему, что она известна. Если без нее не состоится выставка за границей, это многое значит. Наверняка она преуменьшила свою значимость, она вообще очень скромный человек. Может, просто не хотела его тревожить? А он-то ни о чем не догадывался, хотя и видел, что она пишет очень хорошие картины.

Душу всё больше одолевали впивающиеся, как колючки репейника, сомнения. А если она решит уйти от него? За рубежом так много соблазнов! У него же нет ничего, чтобы ее удержать. Он безумно любит ее, она позволяет ему любить ее, но не более того. Она никогда не говорила, что испытывает к нему какие-то глубокие чувства. Хотя ему очень хочется думать, что ее хорошее к нему отношение и есть любовь, но это вовсе не обязательно. Возможно, он, как и все люди, ослепленные страстью, лишь принимает желаемое за действительность.

Он прижался губами к ее виску и глубоко вздохнул. Да, любовь опасная штука. Но он благодарен судьбе за то счастье, которое она ему подарила. Но как будет больно, если Таня его оставит!

От этой мысли гнетуще сжалось сердце, и он крепче прижал ее к себе, будто она уже уходила, а он пытался ее удержать. Татьяна беспокойно заворочалась и жалобно всхлипнула под его тяжелой рукой. Он опомнился и ослабил медвежью хватку.

Первого октября вовсю лил унылый дождь, вполне соответствующий их подавленному настроению. Владимир сам отвозил Татьяну в город, предупредив накануне секретаршу. В семь утра бережно сложил в багажник УАЗика упакованные в тубы картины. Чемодан и сумку поставил на заднее сиденье.

Всю дорогу давал отрывистые указания:

– Вовремя ешь! Следи за здоровьем! Не перенапрягайся! Хорошенько высыпайся! Не знакомься на улицах – неизвестно, на кого нарвешься! – и море подобной ерунды.

Татьяна молча кивала головой, никак не комментируя его заполошные высказывания. Удачно миновав все возможные пробки, подъехали к дому Юрия Георгиевича. Их уже ждали. Владимир, разглядев их бравую команду, состоявшую из четырех мужчин и двух женщин, еще больше потемнел и сдвинул брови в одну суровую прямую линию. Переложил картины в подготовленный контейнер, где уже лежали тубы с холстами других членов группы, а чемодан с вещами – в машину профессора, где расположилась приветливо улыбающаяся Вера Ивановна.