Книга Ангелино Браун - Дэвид Алмонд

Ангелино позирует с удовольствием: взмывает под потолок, камнем падает вниз, кружит, танцует и вновь взлетает. А потом садится и замирает, чтобы дети рассмотрели его во всех сложнейших и мельчайших подробностях, тех самых подробностях, которые они чуют в самих себе, подробностях поначалу незнакомых, но постепенно всё более и более узнаваемых.

Все трудятся, а мисс Монтеверди поёт. Что-то по-итальянски, очень красиво. А ещё она подходит к каждому и тем же мелодичным голосом, нараспев, поправляет, хвалит и подкидывает свежие идеи:

— Сюда бы немного жёлтого, как полагаешь? Господи, не ждала, что у тебя так здорово получится! Вот сюда мазок, и сюда — чуть другого оттенка! Умница! О, супер-пупер!

Дети прибывают и прибывают — одни просто сбежали с уроков, другим надоело быть ОО, Особо Одарёнными. Они открывают дверь, заглядывают, заходят — вроде как на минутку-другую, посмотреть на ангелочка, — но мисс Монтеверди привечает всех и каждого, и они остаются, надевают фартуки, получают холсты, бумагу, пластилин, глину, краски.

Да и учителей тоже влечёт в этот залитый солнцем кабинет. Возможно, у них сейчас нет урока? Или они пришли из любопытства? Или они хотят забрать тех, кто прогуливает их уроки? Так или иначе, их сюда что-то притягивает, и все они остаются творить. Они творят ангела, они творят друг друга, они творят мир — здесь, в стенах школы, и за окном. Работает и память, и фантазия: под руками творцов возникают существа с рогами и крыльями, феи, принцессы, упыри, инопланетяне с пятью ногами и семью глазами.

Мисс Монтеверди, напевая, двигается от творца к творцу и хвалит, хвалит…

— Рисуй всем сердцем, всей душой! — подсказывает она. — Пусть образы рождаются из каждой твоей клеточки, из самой крови.

Они делают наброски: профессоров и учителей, архиепископов, жуликов и священников. Они лепят кулаков малоунов и им подобных — грубо вытесанных, тёмных и страшных. Они рисуют прекрасных существ — таких, как они сами.

Они создают Вселенную — невидимую сейчас луну, невидимые звёзды, воображаемые миры и галактики.

Кабинет изящных искусств увешан картинами и эскизами, уставлен скульптурами — они на стенах, на потолке, на скамьях и полках. Сегодня здесь царят свобода, страсть, восторг — и с каждой минутой их всё больше. Кабинет мисс Монтеверди походит сейчас на мир, целый мир, изменчивый и прекрасный. В нём есть место совершенству и беспорядку, он наполнен причудливыми существами, законченными и незаконченными работами, осуществлёнными идеями и робкими намёками на будущие шедевры — с пробелами и многоточиями, на месте которых появится ещё много-много чудес.

На перемене некоторые дети выходят: кто в библиотеку, кто во двор — там они носятся как оголтелые, сплетничают, болтают, играют в футбол. А потом расходятся по классам. Похоже, в это странное утро уроки в школе идут вне расписания. Ни тебе профессоров, ни советников из департамента, ни и. о. директора. Ни один учитель не ругает детей, не требует от них сидеть смирно, всем дозволено находиться в кабинете изящных искусств, осиянном присутствием мисс Монтеверди, ангела Ангелино, тех, кто его спас. А ещё — тех, кто его украл, но теперь радуется его свету вместе со всеми.

В этом пространстве не только рисуют, но и танцуют. Дети чуть раскачиваются в прекрасном медленном танце, их освещает солнце, а вокруг пляшут сверкающие пылинки, и кажется, что дети тоже почти летают.

Вскоре после начала урока в дверях кабинета появляется застенчивое и нерешительное существо. И. о. директора, миссис Кротт.

Первой её замечает Нэнси. И подходит к ней вместе с Алисой Оби.

— Миссис Кротт, всё в порядке?

— Да, — говорит миссис Кротт.

— Вы уверены? — говорит Алиса.

Миссис Кротт смотрит в глаза встревоженных девочек.

— Я сбежала с педсовета в туалет, — признаётся она. — И я не хочу возвращаться.

— Ну и не возвращайтесь! — говорит Нэнси.

— И я больше не хочу быть и. о. директора, — едва слышно шепчет миссис Кротт.

— Ну и не надо! — говорит Алиса. — Не надо делать то, чего делать не хочется.

— Заходите сюда, — предлагает Нэнси. — Побудьте с нами и с Ангелино.

— А можно?

— Конечно! — говорит Нэнси. — Сейчас принесу вам фартук. Хотите рисовать красками или карандашами? А может, лепить?

— Не знаю… — Миссис Кротт задумывается. Но мгновение спустя она улыбается и радостно говорит: — Нет, знаю! Я бы поработала с глиной. Я в детстве очень любила лепить зверей.

— Сейчас раздобудем вам глины, — говорит Нэнси. — Садитесь со мной.

И. о. директора принимается за работу — поначалу чуть боязливо, но Нэнси её ободряет:

— Всё получится, миссис Кротт. Ещё лучше, чем в детстве!

Миссис Кротт улыбается своим грязным скользким пальцам, а они исследуют кусок глины, жмут, вытягивают, придают глине форму. И как же радуется миссис Кротт кошечке, которая оживает у неё в руках!

К ней подлетает Ангелино.

— Ах-ах! — говорит он. — Умница.

— Привет, Ангелино, — говорит она.

Он садится к ней на плечо и поёт. Слов его песни никто не знает, но сразу понятно, что слова эти очень красивы и очень добры.

Глава 44

Двое мужчин, которые остались заседать без миссис Кротт, смотрят в окно. А поскольку школа представляет собой в плане букву П, внизу они видят школьный двор, а напротив — окна кабинета изящных искусств.

— Хаос, — стонет Тухлятти.

— Непорядок, — возмущается Фундук.

— Безобразие. Хулиганство. Бесчи…

Звенит звонок на обед. Окна столовой им тоже видно. Они наблюдают, как дети и учителя устремляются в столовую. Как они обедают. Как Бетти Браун ходит от стола к столу с огромными кувшинами, из которых идёт парок, и наливает в миски что-то жёлтое и густое.

— Заварной крем, — говорит Тухлятти.

— С пирогом, — говорит Фундук.

— Видите, как это их возбуждает?

— Да! Фу! О, неужели с ними миссис Кротт?

— Посмотрите! Она ест… пьёт этот заварной крем! Да ещё облизывается!!!

— Разве так поступает и. о. директора?