Книга Рецепт одной войны - Павел Верещагин

Курт ничего не ответил: были неприятности или нет – это не ее дело.

– Были… – сама догадалась Жюли. – Эх-х! Поверь, мне очень, очень жаль… Я не имела в виду ничего такого.

Курту, наверное, стоило сразу сказать ей что-то грубое. Сказать и уйти. А он стоял и слушал – будто под гипнозом. Потому что этот разговор опять застал его врасплох.

– Я просто пошутила, – сказала Жюли. – И пошутила глупо!.. Сама не знаю, что на меня нашло!

Курт покосился на нее и понял: она говорит правду. Тогда, на мосту, она в самом деле действовала сгоряча и теперь об этом жалеет.

Ее глаза совсем рядом… Такие живые, они светились таким заразительным теплом! И опять они видели его насквозь, эти глаза, и принимали таким, какой он есть, со всеми его проблемами и неудачами.

– Ты выставила меня дураком перед товарищами… – медленно проговорил Курт.

Ах, зачем только он это говорит! Он не должен, не должен ничего ей объяснять!

– Прости! Я не хотела.

– Мое дело разбирали на Совете отряда. И посчитали, что я опозорил всех Воинов Кулака. Меня вообще чуть не исключили…

Курт умолк. Не хватало только, чтобы она подумала, будто он жалуется. И вообще, нужно говорить с ней презрительно и жестко – как с предателем, врагом. А он что делает? Что опять с ним происходит?

– Ну прости. Я не хотела, – повторила Жюли. – Я не думала, что твои товарищи отнесутся к этому так серьезно!..

Нужно сказать, что и Жюли в последние дни тоже не раз думала о Курте, вспоминала всё, что знала или когда-то слышала о нем, даже разыскала его страничку в Сети. В нем было что-то особенное – цельное, сильное, волевое. Она, конечно же, любила Жан-Жака – навеки. Но и к Курту чувствовала интерес, в нем было что-то близкое Жюли – они, наверное, могли бы подружиться.

– Я не думала, что всё так получится, – сказала Жюли. – Но и вы тоже хороши! Что за дурацкий блокпост на мосту? Что за нелепая игра? Нет, я всё понимаю: товарищи, дружба, походы, песни у костра. Это отлично. Но ведь блокпост – это уже совсем другое. Это как в ту войну, понимаешь?

Курт кивнул: конечно! Он отлично понимал Жюли – с полуслова.

– А сейчас и есть война! – строго сказал он.

Жюли удивленно распахнула глаза.

– Да-да! Война уже идет! – повторил Курт. – И не мы ее начали!

– Что ты имеешь в виду? Глупые надписи на стенах?

– Оскорбительные надписи на стенах. Сгоревший флаг. И многое, многое другое. Шоколадный берег принуждает нас к войне. И мы принимаем их вызов!

– Вызов? Вызов малолетней шпаны с Шоколадного берега?

– Дело не в шпане. Дело во взрослых. Вопрос в том, что все шоколадники относятся к нам с пренебрежением. И мы сами позволяем им так к себе относиться!

Курт чувствовал, что тогда на мосту он не смог подобрать правильные слова. И не сказал главного. Теперь он торопился исправить ситуацию.

– Да, сейчас дела у шоколадников идут хорошо. У них больше денег. Ну и что? Почему это дает им право смотреть на нас как на людей второго сорта…

– Второго сорта? С чего ты это взял?

– Это всем известно! Анекдоты, которые они про нас рассказывают… Снисходительные взгляды. Похлопывания по плечу.

Жюли просто ушам своим не верила.

– Ты это серьезно?

– Серьезно! Между прочим, первый шоколад в нашем городе сварили не на их, а как раз на нашем берегу!

Дальше Жюли не слушала. Ей стало неинтересно. Курт повторял пропагандистскую чушь, которую писали «Вафельные ведомости». И эта чушь не имела никакого отношения к действительности – так ее папа всегда говорил.

А она-то решила, что Курт Ридль…

– И тебе, – говорил между тем Курт, – тебе не следует вести себя так.

– Ты о чем?

– Всё о том же. Девушка не должна забывать о гордости. И чувстве собственного достоинства.

– И когда же я забыла о гордости?

– Девушке стоит тщательнее выбирать, с кем дружить, а с кем – нет.

– Ты это серьезно?

– Серьезно!

– А ты ничего не перепутал? На дворе – не Средневековье, а двадцать первый век. Сейчас девушки сами выбирают, с кем встречаться. Или, может, ты мой брат? Или мой священник?

Курт смотрел на нее исподлобья. Нет, она его не понимает. Она не хочет его понять. Она просто не слышит его слов! Потому что она – за шоколадников. Они ослепили ее блеском своего благополучия.

– И вообще! Ты же неглупый парень, – говорила Жюли. – Где ты набрался этой ерунды? Ты что, читаешь бредни «Вафельных ведомостей»? Или нет, я знаю: это вам Доротея мозги промывает!

– Ты что-то имеешь против Доротеи? – насторожился Курт.

– Имею! Имею… Это с ее появлением в Мильхенбурге начался весь этот идиотизм.

– Ты ее совсем не знаешь… А если бы узнала поближе и послушала…

– Нет уж, спасибо! Этого мне только не хватает. Как вы сами-то не видите? Она же просто конфликтный человек, человек, который везде видит врагов! А если врагов нет, она их выдумывает! – И это Жюли тоже слышала в родительских разговорах.

Курт побледнел. Девчонке не стоило так отзываться об учительнице! Вот, оказывается, как она думает! А он-то было решил…

– Что за глупости ты повторяешь? – с жаром говорила Жюли. – Ведь мы и шоколадники – это один город, понимаешь? Люди оттуда ходят к нам, а мы ходим к ним. Многие наши работают на том берегу, почти у всех там родственники. Мы тысячу лет были одним городом! Тысячу лет! А теперь приехала эта ваша учительница и всё вдруг переменилось?

Жюли видела, что на лице Курта опять появилось выражение надменности и замкнутости. Говорить дальше, похоже, было бесполезно. Но она уже не могла остановиться.

– Ты говоришь, что идет война! А что делать тем, кого эта ваша война разделила? Моя мама, например… Она родилась на том берегу. И там живет вся родня по ее линии, там живут мои бабушка и дедушка.

– Ах, вот в чем дело! – ухмыльнулся Курт. – Теперь понятно! Просто у вашей семьи рыльце в пушку… А я-то думаю, почему ты никак не можешь понять…

– Ты что, вообще дебил? – опешила Жюли. – Какое рыльце? В каком пушку? О чем ты говоришь?

Курт побледнел. «Бесполезно! – понял он. – Говорить с ней – бесполезно!»

– Ты не понимаешь…

– Да всё я отлично понимаю!

«Бесполезно! – думала Жюли. – Говорить с ним – бесполезно. Он зомбирован. Ему прополоскали мозги».

Жюли сверкнула глазами, развернулась на каблуках и решительно зашагала прочь.

Курт проводил ее презрительным взглядом. Права, права Доротея! С врагом и предателем разговор может быть только один – уничтожение!