Книга Супергрустная история настоящей любви - Гари Штейнгарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
19 июня
Юни-сон: Сэлли, ты делаешь ставки на серые ботильоны на «Падме»?
СэллиБарнарда: А ты откуда знаешь?
Юни-сон: Ха, ты же моя сестра. И они 30 размера. Короче, сойди с дистанции, мы друг с другом курируем.
Юни-сон: Ой, КОНКУРИРУЕМ.
СэллиБарнарда: Мама хотела оливковые, но у них нет ее размера.
Юни-сон: Я гляну в Розничном Коридоре на Юнион-сквер. Не покупай оливковые. У тебя тело в форме яблока, тебе ниже талии нужно только темное носить, и НИ ЗА ЧТО, НИКОГДА не носи туники, они тебя сверху абсолютно утяжеляют.
СэллиБарнарда: Ты в Штатах?
Юни-сон: Не надо таких восторгов. Ты в Коламбии?
СэллиБарнарда: Ага, только что с автобуса. Тут дурдом. Войска Нацгвардии, вернулись из Венесуэлы, а им не выплатили бонус, хотя обещали, и они теперь идут маршем по Эспланаде, с оружием.
Юни-сон: С ОРУЖИЕМ??? Сэлли, может, тебе, типа, УЕХАТЬ?
СэллиБарнарда: Не, все нормально. Они вообще-то милые. Это несправедливо, что с ними двухпартийцы сделали. Ты знаешь, сколько их погибло в Сьюдад-Боливар? А знаешь, сколько осталось физическими и психическими инвалидами на всю жизнь? Подумаешь, правительство обанкротилось — какая разница? Что они будут с солдатами делать? Они же за солдат отвечают. Вот что бывает, когда партия всего одна и государство полицейское. Да, я в курсе, что на «Тинах» так говорить не полагается.
Юни-сон: Сэлли, ну что за глупости. Почему нельзя устроить марш в Нью-Йорке? Я сама с тобой пойду, если хочешь, но не надо, пожалуйста, дурить в одиночестве.
СэллиБарнарда: Ты дома уже была? Мама ничего не говорила.
Юни-сон: Нет. Скоро. Не хочу пока с папой встречаться. Он говорил про меня?
СэллиБарнарда: Нет, но он дуется — мы не поняли почему.
Юни-сон: Кого волнует?
СэллиБарнарда: По-моему, приезжает дядя Чун.
Юни-сон: Отлично, папе придется дать ему денег, а он поедет в Атлантик-сити и все спустит. Можно подумать, у папы практика до того цветет, что мы можем себе позволить.
СэллиБарнарда: Ты где живешь?
Юни-сон: Помнишь Джой Ли?
СэллиБарнарда: С Лонг-Бич? У которой был броненосец?
Юни-сон: Она теперь в центре.
СэллиБарнарда: Клево.
Юни-сон: Да не особо. Рядом с муниципальным жильем. Но ты не волнуйся, тут не опасно.
СэллиБарнарда: Через месяц крестовый поход преподобного Сука. Приходи.
Юни-сон: Ты шутишь, правда?
СэллиБарнарда: Если не хочешь домой, хоть с родными повидайся. И, может, познакомишься с кем-нибудь. На Крестовом походе полно корейских парней.
Юни-сон: А с чего ты взяла, что я уже не с Беном?
СэллиБарнарда: Белым из Рима?
Юни-сон: Ага, БЕЛЫМ. Я вижу, Барнард успешно расширил тебе взгляды.
СэллиБарнарда: Вот не надо сарказма. Ненавижу.
Юни-сон: А мне нельзя повидаться с тобой и поболтать, без Киджушевых[51]походов? Ты когда домой?
СэллиБарнарда: Завтра. Хочешь, поужинаем завтра в «Мадансый»?
Юни-сон: Без отца.
СэллиБарнарда: Хор.
Юни-сон: Люблю тебя, Сэлли! Позвони, как только выберешься из Коламбии, скажи, что все в порядке.
СэллиБарнарда: И я тебя люблю.
Юни-сон — ЛАбрамову:
Ленни,
Я пошла по магазинам, если вернешься домой и придет курьер, проверь, пожалуйста, чтоб молоко без антибиотиков, а не только обезжиренное, как в прошлый раз, и чтобы они не забыли «Лавацца куалита оро эспрессо». Сунь телятину и судака в холодильник и выложи белые персики на стол. Я с ними потом разберусь. Не забудь положить рыбу и телятину в холодильник, Ленни! И если будешь мыть посуду, пожалуйста, вытри стол. После тебя там всегда мокро. Ты боишься тараканов и клопов — как ты думаешь, почему они приходят? Хорошего тебе дня, ботан.
Юнис.
Из дневников Ленни Абрамова
25 июня
Дорогой дневничок!
На этой неделе я узнал, как будет «слон» по-корейски.
Мы ходили в Бронксский зоопарк, потому что Ной Уайнберг у себя на канале сказал, что ДВА скоро его закроет, а всех животных отошлет в Саудовскую Аравию «подыхать от солнечного удара». Я не понимаю, когда стоит верить Ноеву каналу, но жизнь сейчас такова, что не угадаешь. Мы развлекались, глядя на мартышек, Бобра Хосе и прочую мелюзгу, но главным номером был Сэмми, красавец слон из саванны. Когда мы подбрели к его скромному жилищу, Юнис схватила меня за нос и сказала:
— Кокири. Ко, — пояснила она, — значит «нос». Кокири. Длинный нос. «Слон» по-корейски.
— У бедя длидый дос, ботобу что я ебрей, — сказал я, пытаясь разжать ей пальцы. — Дичего де богу боделадь.
— Ты такой чувствительный, Ленни, — засмеялась она. — Я так сердечко твой нос. Хорошо бы у меня был хоть какой нос. — И она принялась целовать эту запятую, которая заменяет мне нос, прямо перед толстокожим, водя твердыми губами вверх-вниз по бесконечной переносице. Я между тем смотрел в глаза слону и наблюдал, как меня целуют, через призму слоновьего глаза — гигантского орехового прибора с крапинками жесткой серой брови. Ему, этому слону, двадцать пять лет, земная жизнь пройдена до половины, как и моя. Одинокий слон, единственный в зоопарке, лишенный общества своих сограждан, лишенный возможности любить. Слон неторопливо мотнул массивным ухом, точно галицийский лавочник столетней давности, который разводит руками и говорит: «Да, больше ничего нету». И тут до меня — везунчика, отраженного в зверином глазу, везучего Ленни, чей хобот целует Юнис Пак, — дошло: слон знает. Знает, что после этой жизни ничего нет, а в ней нет почти ничего. Слон понимает, что однажды исчезнет, и ему обидно, это его умаляет, он постигает одинокую свою природу; однажды он проломится сквозь кусты и подлесок, а потом ляжет и умрет там, где когда-то его мать содрогалась, стоя на коленях, дабы подарить ему жизнь. Мать, одиночество, ловушка, вымирание. Слон — ашкеназская животина по сути своей, но совершенно рациональная — она тоже хочет жить вечно.
— Пошли, — сказал я. — Не хочу, чтоб кокири видел, как ты мне нос целуешь. Ему от этого только грустнее.
— Ой, — сказала она. — Ты такой добрый к животным, Лен. По-моему, это хороший знак. У моего отца раньше была собака, так он с ней был очень ласковый.
Да, дневничок, хороших знаков пруд пруди! Очень позитивная выдалась неделя. Прогресс по всем фронтам. Успехи почти во всех важных разделах. Люб [ить/лю] Юнис (Пункт № 3), [Быть] Добр [ым] к Родителям (в разумных пределах) (Пункт № 5) и Много работа [ть/ю] на Джоши (№ 1). Я сейчас перейду к нашему (да, нашему!) визиту к Абрамовым, но позволь сначала обрисовать ситуацию на работе.