Книга Столовая Гора - Андрей Хуснутдинов

Эстер в ответ только махнула рукой.

* * *

Этот день они большей частью провели в постели.

Аякс ждал звонка из полиции, но телефон молчал.

С темнотой воздух сотрясся от тяжелых раскатистых залпов фейерверка.

Аякс поглядел на оконную занавеску, по которой, вспыхивая, растекались разноцветные зарева.

— Слушай, — спросил он, — а откуда в городе пиротехники?

— Слушай, — ответила вопросом Эстер, — а откуда в городе идиоты?

* * *

— Если это была шутка, — сказал Аякс Бунзену в его участковом кабинете и подвинул себе стул, — то я ее не понял совсем. Зачем было присылать дело мне на дом? Зачем это было делать с помощью почтальона? Наконец, какого черта этот болван вручил посылку постороннему человеку?

Следователь, сидя в своем кресле, мелкими круговыми движениями возил по столу хрустальной пепельницей с катающимся на дне металлическим шариком.

— Вы смотрели дело? — спросил лейтенант.

— Да. Последним из всех желающих.

— Ничего не припоминаете?

— Что вы имеете в виду? — спросил Аякс.

— Ну — все эти кровопускания.

— Это вы снова так пытаетесь шутить?

Бунзен отодвинул пепельницу.

— Нет. Просто интересуюсь.

— Вы же сами говорили, что дело сфабриковано, — напомнил Аякс.

Следователь сложил руки на груди.

— Я этого не говорил.

— Минуту. А как же ваши слова о том, что столица усердствует, что следственные материалы и факты — противоположные вещи?

— И вы сделали отсюда вывод, что дело сфабриковано?

Привстав, Аякс озадаченно поправил под собой стул.

— Тогда, если не сфабриковано, зачем вы прислали его мне на дом?

— В сведениях, которые мы получали до сих пор из столицы, не оказалось ничего полезного в смысле текущего расследования, — сообщил тоном сожаления Бунзен. — Ничего ровным счетом.

— Так дело закрыто?

— Нет. Дело остается в производстве. Упрощаются условия подписки о невыезде. В контрольных отметках больше нет нужды. Вы просто по-прежнему не должны покидать пределов города.

Аякс развел руками.

— Ничего не понимаю.

— Позавчера, — усмехнулся следователь, — мы официально уведомили вашу организацию о том, что следственной необходимости в новых сведениях о вас больше нет. Доставку дела по почте можете рассматривать и как шутку, и как знак признательности за содействие при аресте джамперов.

— Да, великая заслуга.

— Все, знаете ли, относительно. Своими набегами на рудник эти сорвиголовы отравляют нам криминальную статистику почище цыган.

— Значит, — заключил Аякс, — одни джамперы и цыгане? Никто больше?

Бунзен подтянул пальцем сползавшие к кончику носа очки.

— Хотите что-нибудь сообщить?

— Скажите, в последнее время вам не поступало сведений о том, что кто-то кого-то не может найти? Никто не заявлял об исчезновении людей? Не было, наконец, информации о ночных перестрелках в районе рудника?

— Ничего такого не было. Так вы хотите сообщить о чем-то?

— Нет. — Аякс встал со стула. — Не хочу.

* * *

Не проехав от участка и квартала, он заметил стоявший на обочине автофургон с пустой клеткой-стойлом на прицепе. У видавшей виды машины были сельские номерные знаки. Пожилой фермер подкачивал ручным насосом колесо. Аякс, остановившись неподалеку, предложил старику свою помощь. Тот молча отмахнулся.

— Это не вы привозите каждую неделю теленка в столовую санатория? — спросил Аякс.

Фермер устало распрямил спину и перевел дух.

— От них и еду.

— А вы не знаете, кто-нибудь еще развозит мясо в городе?

— Не знаю.

— Кроме вас тут, по-моему, еще работают молодые ребята. На таком… — Аякс оперся рукой на обшарпанный кузов грузовичка, взглянул на свои испачканные пальцы и отряхнул их, — … на новом рефрижераторе.

— У меня договор с частными лицами, — сказал, отдуваясь, фермер. — А это, наверное, по магазинам возят.

— Нет, они разгружаются во дворах.

— Я не знаю, что они разгружают там во дворах, но мясо по домам, когда я в поле, тут развозит еще только приятель мой. У него ферма по соседству.

— Минутку, — возразил Аякс. — Вы говорите, что у вас договор с частными лицами. Но санаторий — это муниципальное предприятие.

— У меня договор не с санаторием, а с главным врачом их.

— Он сам принимает товар?

— Нет, не он, а дурачок этот. Как его… — Фермер почесал лоб.

— Арон? — уточнил Аякс.

— Верно, Аронка.

— Но ведь проще заказывать мясо. Зачем им живой теленок? Экономят?

— А вы у них самих спросите, зачем. Но что не из экономии, это точно. Живой теленок обходится дороже.

— Почему?

— Да ведь это сущее наказание — везти его сюда живьем. И себе все жилы повытянет криком, и мне за компанию. — Фермер выставил перед Аяксом свои мозолистые ладони. — До сих пор вон руки трясутся. Оттого и на бордюр запрыгнул… И это хорошо еще, что лечебница на отшибе и объездная дорога есть. А так бы весь город на ушах стоял.

— А из-за чего кричит теленок?

Старик сокрушенно развел руками.

— Не знаю, мил человек. Если б знал, еще выше цену задрал бы. Одно знаю точно — стоит проехать мост, как начинается ад кромешный.

* * *

Жалобный и уже порядком севший, как на последнем издыхании, голос теленка Аякс услышал, пройдя через здание лечебницы во внутренний двор. Стойлом будущей жертве диетического питания служил бывший угольный сарай. У обсыпанного соломой входа метался Арон. Накрыв уши ладонями, он беззвучно рыдал и, будто стараясь заглушить боль, шумно, с усилием притопывал на каждом шагу. Из окон санатория во двор с испугом смотрели старухи. Аякс не решился ни задать вопроса Арону, ни заглянуть в сарай.

* * *

За мостом через реку дорожные рабочие чинили асфальт. Аякс прошелся по мосту в одну и в другую сторону, бросил в реку монету, вернулся за руль, и от нечего делать крутил ручку настройки радио.

Его мысли были так же беспорядочны, как пульсирующие в эфире голоса. Столовая Гора представлялась ему то замаскированным под городские кварталы чудовищем, то воздушной ямой, турбуленцией, где в силу неизвестных причин не только самое страшное зло было способно обратиться пустотой, но и человеческая память утрачивала связь с прошлым. Он и сам почти не вспоминал — или уже не помнил? — своей прежней жизни. При любой попытке такого воспоминания перед глазами, прежде всего, вставала папка с личным делом, которую он бросил вчера в подвале на собственную могильную плиту.