Книга Столовая Гора - Андрей Хуснутдинов

Мимо джипа в сторону вокзала проехал броневик-рефрижератор. От нагрузки фургон буквально сидел на рессорах. Выйдя из машины, Аякс сделал несколько рассеянных и спешных шагов за фургоном, будто хотел догнать его. Когда броневик поравнялся с тем местом, где только что дорожные рабочие латали асфальт, последовал мощный взрыв. Ударной волной Аякса отбросило обратно к джипу. Оглушенный, он будто сквозь сон наблюдал за тем, как рабочие, на которых теперь были надеты шапочки-маски, расстреливали из автоматов лежавший на боку броневик, а потом перетаскивали из него какие-то тяжелые ящики в подъехавший пикап с кунгом. Так и не придя в себя толком, Аякс попытался остановить грабителей, выстрелил в них, но все было кончено — люди в масках, не обратив на его выстрелы никакого внимания, точно не слышали их, скрылись на мощном пикапе. У разграбленного фургончика остались лежать бездыханные тела развозчиков «мяса» и одна тара со слитками, которую похитители почему-то не смогли унести. Еще несколько слитков были рассыпаны на обочине. Аякс, шатаясь, направился к фургону и подобрал один слиток. Он увидел, что это было не золото, а свинец, однако его замешательство оказалось скоротечно: он понял, что, скорей всего, помимо маскировки машины, «мясники» пытались маскировать и свой драгоценный груз непосредственно. Прежде чем вызвать полицию, Аякс спрятал слиток под пассажирским сиденьем своего авто. По реакции прибывших патрульных ему было нетрудно заключить, что нападение на рефрижератор если и явилось для них неожиданностью, то не такой уж и большой. Свидетельские показания Аякса капрал Вернер записывал как исподволь. Из обрывков фраз и радиообмена Аякс уяснил для себя, что налет, скорее всего, был осуществлен цыганами. Наконец, захлопнув блокнот, капрал Вернер попросил его покинуть место происшествия, не спросив ни того, как он мог оказаться здесь раньше полиции, ни того, почему у него идет кровь из носа.

* * *

Дома Аякс бросил слиток на большую чугунную сковороду и поставил сковороду на огонь. Несколько минут спустя ему стало ясно, что золота под слоем свинца не заключалось ни капли. Курящаяся масса, похожая на жидкую грязь, заполнила сковороду до краев. Замаскированный под рефрижератор инкассаторский броневик вывозил из города чистый свинец.

Аякс выключил плиту и, обернувшись к окну, с отрешенной усмешкой смотрел в разбитый на горном склоне яблоневый сад: в который раз Гора, казалось бы уже начавшая открывать секреты, лишь посмеялась над своим исследователем…

Но только теперь это была насмешка с угрозой пополам — проснувшись среди ночи, Аякс в последнее мгновенье успел увернуться от направленной ему в лоб кирки. Кирка, вспоров подушку, с громом застряла в кровати. Аякс что есть силы ударил нападавшего ногой, отбросив его к стене, и понял, что отшиб себе пятку, угодив не по ребрам, а, скорее всего, по кобуре с пистолетом. Эстер, соскочив с постели, испуганно вжалась в простенок за шкафом. Аякс полез за своим пистолетом под кровать, но неизвестный сбил его с ног пуфом и бросился прочь. На нижнем этаже, секунду спустя, посыпалось оконное стекло. Аякс побежал следом, однако нападавшего и след простыл. В кухне, под разбитым окном, валялась опорожненная от свинца сковорода. Прихрамывая на отбитую ногу, Аякс поднялся обратно в спальню и включил свет. Кирка пробила подушку, матрас и массивный деревянный поддон кровати. Один конец тяжелого и острого, как игла, бойка торчал снизу, на другом, смотревшем в потолок, лоснилось клеймо — надпись «Soma-sema» в обрамлении змеи, кусавшей свой хвост. Эстер по-прежнему сидела в углу за шкафом, ошалело таращась на кровать. Аякс взглянул на татуировку в верхней части ее бедра, однако решил сейчас ни о чем не расспрашивать, понимая, что это бесполезно.

* * *

Остаток ночи они провели в гостинице, а днем он вернулся в дом и внимательно осмотрел комнаты. У него почти не было сомнений в том, что ночное вторжение — свидетельство, пускай и косвенное, того, что он напал на какой-то след. Выковыривать сначала свинец из сковороды, тем самым рискуя обнаружить свое присутствие, и только потом пытаться убить вооруженного хозяина дома — это был план скорее не убийцы, а самоубийцы. Кроме того, под разбитым кухонным окном в саду не осталось никаких следов. Это значило, во-первых, что злоумышленник разбил окно, чтобы дезориентировать Аякса, выиграть время, и, во-вторых, оттого что окно оказалось разбито тяжелой сковородой, которая не вылетела в сад, а осталась лежать на виду в кухне, нападение следовало рассматривать, как намек на то, чтобы Аякс прекратил интересоваться «мясными» перевозками.

Кирку, намертво застрявшую в кровати, Аяксу удалось извлечь, лишь основательно разломав деревянный поддон. При дневном свете он обнаружил то, чего не разглядел ночью. Под змейкой на клеймах с обеих сторон бойка стояла мелкая ручная гравировка «Silentium est Aureum». Аякс отнес кирку в подвал и бросил ее поверх скоросшивателя на своем надгробье.

* * *

По возвращении в гостиницу он не застал Эстер в номере, хотя она обещала дожидаться его. Ее сотовый телефон был отключен. Консьерж в ответ на вопрос, давно ли Эстер покинула номер, лишь недоуменно пожал плечами.

Проехавшись наугад в одну и в другую сторону от гостиницы, Аякс поднялся на плато и сел с бутылкой пива в шезлонге у обрыва. К нему сразу подсел хозяин похоронного бюро. После короткого приветствия, покопавшись в карманах, Мариотт подал Аяксу листок со схематическим изображением клейма — того самого, что полчаса назад Аякс рассматривал на кирке в своей спальне:

— Это?

— Что именно? — Аякс вернул листок.

— Этот значок? Вы как-то спрашивали у меня, что значит «Soma-sema». Надпись была частью этого знака?

— Да. Что-то похожее.

— А на чем вы видели знак?

Аякс спросил в ответ:

— А вы на чем?

Мариотт перевел дух.

— Это так называемое «змеиное клеймо». Самый первый, наверное, логотип компании под управлением Авраама ле Шателье. Клеймом этим маркировался рудничный инвентарь — кирки, лопаты, отбойные молотки, вагонетки, каски и тому подобное. Ходила молва, что личная печать ле Шателье тоже имела форму «змеиного клейма», только особой формы, с измененными пропорциями и деталями. Я интересуюсь, где вы могли видеть это клеймо, так как давно ищу изображение оттиска печати ле Шателье.

— Тоже, значит, интересуетесь историей Горы? — усмехнулся Аякс.

— Столовая Гора и история — как масло и вода. Вспоминать историю Столовой Горы — все равно что вспоминать собственные роды. Да вы и сами, наверное, уже это почувствовали. Нет ничего более несовместимого, нежели история и Гора.

— Высохшее устье Леты, — вспомнил Аякс — А как же городской архив?

— Городской архив — это решетка в сливной горловине. Фильтр. И всю застрявшую там официозную дрянь можно только вычистить или сжечь.

— А у вас имеется свой фильтр?

— Имеется. Полагается даже — по роду службы.

— Все-таки полагаетесь на свою память?

— Нет. Полагаюсь на бумагу. Очень просто, правда? Чтобы обладать в Столовой Горе памятью, надо располагать не столько серым веществом, сколько целлюлозой. Надо, — Мариотт провел пальцем в воздухе ломаную черту, — записывать. Не пробовали?