Книга Твоя на месяц - Энн Макалистер

— Замечательная идея, — тут же согласился Джордж, желая как можно скорее покинуть университет. — Давайте так и сделаем.

— Куда же вы так спешите? — пробормотал председатель инвестиционного комитета, профессор Карл Ванстрандер.

— Что? — удивленно обернулся Джордж.

Карл в ответ лишь с улыбкой похлопал его по плечу:

— Ничего. Приятно узнать, что вы тоже человек.

Джордж не знал, что в этом раньше кто-то сомневался, но лишь молча кивнул и отправился ловить такси. По пути он несколько раз звонил Софи, пытаясь узнать, где она находится, но ее телефон молчал. В доме Элиаса и Талли тоже никто не брал трубку. В конце концов Джордж решил заехать к себе, чтобы погулять с Гуннаром и взять сменную одежду для Софи и Лили, если вдруг их там не окажется и они все еще у Талли приглядывают за мальчиками.

По пути он купил букет маргариток. Джордж не знал почему, но эти нежные, свежие и яркие цветы, напоминали ему о Софи, о счастье, которым она наполнила его жизнь.

Дома никого, кроме радостно бросившегося к нему Гуннара, не было. Что ж, значит, он поедет к Элиасу и Талли. Джордж быстро поднялся по лестнице, чтобы взять одежду для Софи и Лили.

Но их шкафы были пусты.

Джордж молча смотрел на пустые полки и не мог поверить. Кровь билась в его висках, а боль в голове вдруг стала невыносимой, но ее нельзя было сравнить с болью в его сердце.

Теперь он знал, что попадание под колеса грузовика ничто по сравнению с этим.

Она бросила его. Отвернулась от него. Опять.

Черт побери, нет! Как она могла это сделать? Да, возможно, в прошлый раз он слишком сильно давил на нее, но сейчас?

Он прислонился лбом к холодному оконному стеклу, стараясь немного облегчить боль, пульсирующую в висках. Боль в сердце не смогло бы облегчить ничто.

Ничто, кроме любви Софи.

* * *

В годы обучения в университете на стене в ее комнате висел плакат, провозглашавший: «Сегодня первый день твоей оставшейся жизни». Тогда это казалось Софи вдохновляющим, заставляло ее радоваться каждому новому дню, стремиться к новым достижениям и не слишком сожалеть о неудачах.

Но тогда все было по-другому. Она была другой. За ее плечами не было прошлого, которое есть у нее сейчас, не было Ари и Джорджа, не было этих странных и запутанных отношений, и ее сердце еще не было разбито.

Сейчас в будущем Софи видела лишь пустоту и горечь и испытывала только боль.

В том числе и боль от безнадежно затекшей шеи, потому что всю ночь она провела в постели плачущей Лили, стараясь утешить ее.

И Софи знала, что она виновата в слезах дочери. Если уж она привезла Лили в Нью-Йорк, то должна была предупредить ее, что она там временно. Сообщать ей об этом, забрав ее назад в Калифорнию, было уже поздновато.

Лили лишь всхлипывала и повторяла:

— Мы не должны были уезжать не попрощавшись, это было неправильно.

— Прости, милая, это было необходимо. Мне нужно было уехать.

Это было просто и эгоистично, она не могла этого не признавать, но и оставаться рядом с Джорджем она больше не могла.

Софи осторожно поднялась с постели, стараясь не разбудить только что задремавшую Лили. Ее шея и плечи ужасно болели, а в глаза, казалось, кто-то насыпал песка.

— И это первый день моей оставшейся жизни, — с горькой усмешкой прошептала она.

Звучало не слишком многообещающе.

Она приняла душ, стараясь не думать о том, что еще вчера делала это вместе с Джорджем, высушила волосы, надела футболку и короткие шорты. Может быть, эта одежда была бы не по сезону в Нью-Йорке, но в Калифорнии почти всегда царило жаркое лето.

Софи налила себе чашку кофе и включила компьютер. Работа всегда помогала ей отвлечься от бед. По крайней мере, так было раньше. Но мысли о женах напрокат возвращали ее к Джорджу и совершенно не помогали переключиться.

Стук в дверь отвлек ее от горестных мыслей. Софи с изумлением перевела взгляд с двери на часы, показывавшие, что сейчас только семь тридцать утра. Неужели Натали, забравшая их вчера из аэропорта, настолько беспокоилась, что решила навестить их так рано?

Софи провела рукой по спутанным после душа волосам и понадеялась, что Натали не заметит или, по крайней мере, не станет комментировать ее красные после бессонной ночи глаза. Она заставила себя улыбнуться и со словами «У меня все в порядке, правда!» открыла дверь.

— Что ж, я рад, что это так. Может, теперь ты объяснишь мне, какого черта ты вытворяешь?

Джордж вошел в комнату и уставился на нее.

Господи, что происходит? Это ведь первый день ее новой жизни без Джорджа. Это значит, что Джордж не должен быть здесь!

Что ж, по крайней мере, он точно не станет комментировать ее красные глаза, потому что у него самого такие же. К этому можно было добавить растрепанные волосы, со вчерашнего дня определенно не встречавшиеся с расческой, и колючую щетину на подбородке. А еще он явно был очень зол.

— Уходи, — потребовала она, не торопясь закрывать дверь в наивной надежде, что он послушается и оставит ее в покое.

Джордж в ответ с комфортом устроился на диване и вызывающе уставился на нее.

— Даже и не подумаю, пока ты не объяснишь мне, что происходит. Может, попробуешь выгнать меня силой, а, Софи?

Она стиснула зубы и захлопнула дверь.

— Нам не о чем говорить, и я не понимаю, что ты здесь делаешь.

Несколько мгновений он молчал, и Софи даже начала надеяться, что он встанет и уйдет. И это произойдет раньше, чем она станет умолять его остаться.

— Не знаешь?! — прорычал Джордж.

— Я полагала, что вчера мы все обсудили.

— Вчера мы вообще не разговаривали! — закричал Джордж, вскакивая и одним прыжком преодолевая разделявшее их расстояние. — Ты начала разговор, когда я уже уходил. У нас вообще не было возможности поговорить!

— Но ты успел сказать, что женился на мне из-за Ари.

— Да, это так.

— Я знала. — Софи опустила голову, чтобы он не мог видеть ее слез.

— Но не только из-за него.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Софи.

— Ты не знаешь всего. Я женился на тебе не только потому, что Ари оставил тебя, но и потому, что сам хотел этого. Я хотел быть с тобой. Я любил тебя уже тогда!

Софи смотрела на него широко распахнутыми от изумления глазами и не знала, что сказать. Ей даже пришло в голову, что ее сведенная шея препятствует кровотоку к ушам и у нее начались галлюцинации.

— Нет… — Она нервно провела кончиком языка по пересохшим губам. — Я не могу…

— Не можешь мне поверить. Я понимаю. Ведь я не мог сказать тебе о своих чувствах тогда.