Книга Смерть ради смерти - Александра Маринина

Кабинет стал его настоящим домом, его убежищем, местом, гдеон обретал хоть какое-то подобие покоя.

Он включил настольную лампу, не зажигая верхнего света,открыл сейф, набрав шифр на передней панели, достал оттуда толстую папку иуселся за стол. Привычно перелистал, не читая, несколько первых страниц. Вотони, фотографии.

Снимки были черно-белыми, но и на них было хорошо видно то,что он хотел увидеть. Изрезанное огромным охотничьим ножом прекрасное телоЕвгении Войтович, и кровь, кровь, кровь… Даже в смерти, даже в такой страшнойсмерти ее изумительное лицо продолжало оставаться красивым, совершенным,несущим в себе непознанную им тайну. «Я люблю своего мужа», – говорилаона. Дурочка. Что есть любовь? Для чего ты его любила? Для того, чтобы в итогебыть уничтоженной и истерзанной рукой мясника?

После тех двух разговоров с ней по телефону он долго не могуспокоиться. Ему показалось, что он прикоснулся к чему-то непонятному,загадочному, но, как ни бился, постичь этого не мог. И тогда он впервые в жизнипо-настоящему испугался. Может быть, с ним не все в порядке? Может быть, егоэмоциональная холодность, которую он воспринимает как нечто совершеннонормальное, на самом деле – страшный дефект, порок, ущербность, какое-тоуродство? Но это означало, что вся выстроенная им Я-концепция неверна, что онвсю жизнь прожил неправильно, что над ним втайне смеются и жалеют его, какжалеют инвалидов и уродов.

Мысль эта оказалась настолько болезненной, что он дажеудивился. И стал выстраивать вокруг своего Я защитную стену. Евгения Войтович –молоденькая глупая пустышка, наивно верящая в вычитанные в книжках слова иувиденные в кино образы. Нет никакой любви, нет ее, есть разные формысосуществования людей, которые по тем или иным причинам терпят друг друга. Вотоно, последнее доказательство того, что любви не существует. Это доказательствоу него в руках, он держит его, он смотрит на него, оно – реально. А любовь –миф.

Он перевернул страницу и начал вчитываться в сухие строчки:

«…Кожные покровы… опачканы влажной кровью. Труп на ощупьтеплый. Трупное окоченение слабо выражено… Температура трупа в прямой кишке,измеренная палочным химическим термометром… При резком ударе рукояткойневрологического молоточка по обнаженной передней поверхности правого плеча всредней трети появилась «мышечная опухоль»… Вертикальная прямолинейная ранащелевидной формы длиной 3,8 см (при сведении краев)… Горизонтальная… длиной 3,6см… Вертикальная… длиной 3,9 см… Горизонтальная… длиной 16,4 см…»

Он понимал, что не нужно бы держать это дома. Он хотелукрасть уголовное дело вовсе не для этого. Ему нужна была предсмертная запискаВойтовича. Следователь показать записку отказался, и ему стало от этого не посебе. Что в ней? Что написал этот кретин перед тем, как повеситься? Запискунужно во что бы то ни стало раздобыть, чтобы либо уничтожить ее, либоубедиться, что тревога напрасна. Записку он получил, в ней действительно былосказано многое, но понять это могли только те, кто знал про ЭТО. А таких былонемного. Всем остальным записка должна была показаться бессвязным бредомчеловека, одолеваемого раскаянием после жестокого убийства горячо любимой жены.Мошенник Галактионов все провернул чисто, а следователь, сам того не ведая, ещеи помог. Струсил и не пошел признаваться, что постоянно в нарушение всехинструкций оставляет открытыми и комнату, и сейф. Вместо этого, видно, устроилнебольшой пожар у себя на столе, на него и дела списал. Молодец, трусишка зайкасеренький, сметливый, не пропадешь.

Но вместе с запиской он получил и все, что было в деле. Иэти протоколы. И эти фотографии. Он смотрел на них как завороженный. Вот оно,доказательство его правоты. Он – нормален, а все другие – безмозглые тупицы,болтуны с неразвитым интеллектом. И она… Отказала ему и думала, что онобидится. Дура. Не отказала бы – была бы сейчас жива. А то: любовь, любовь,мужа люблю. Чушь.

Холодный разум говорил ему, что уголовное дело нужно сжечь,как он сжег три других, и пепел спустить в унитаз. Но он не мог лишить себясвоего доказательства. Оно нужно ему, в нем он черпает силу и уверенность всебе. Уверенность в том, что он – нормален настолько, насколько должен бытьнормален гомо сапиенс. Он не урод. Просто остальные – недоразвитые ипримитивные существа.

4

Директор Института профессор Альхименко услышал телефонныйзвонок уже из коридора. Он собрался уезжать в министерство и в первое мгновениерешил не возвращаться и трубку не снимать. Сидящая в приемной секретаршаТанечка ушла в туалет мыть посуду после утреннего чаепития директора Институтас его приближенными, телефон на ее столе надрывался, Альхименко почему-топодумал, что ничего хорошего этот звонок не принесет. Сам не зная зачем, онвернулся и снял трубку.

Звонил майор Коротков, тот милиционер с Петровки, которыйвосстанавливал материалы сгоревшего дела.

– Нам нужно очень коротко побеседовать с вами инекоторыми вашими коллегами и подписать протоколы. Вы не могли бы все вместеподъехать к нам на Петровку часам к пяти?

– Почему непременно вместе? – нахмурилсяАльхименко. – Я не уверен, что все, кто вам нужен, будут в это времясвободны.

– Нужно постараться, Николай Николаевич. Видите ли, вделе был один документ, который мы никак не можем восстановить без вашейсовместной помощи. Поэтому я прошу приехать вас, ученого секретаря Института,затем нам еще нужен заведующий лабораторией, где работал Войтович, его коллегаХарламов и Геннадий Лысаков. Я, знаете ли, подумал, что если у кого-то из васпятерых на ходу машина, так вам вполне удобно будет всем вместе и приехать, выкак раз в одну машину поместитесь. Я мог бы приглашать вас всех по отдельности,но у меня, честно признаться, просто не хватает на это времени. Вот выдался уменя сегодня свободный конец дня – я и кинулся вам скорее звонить.

– Хорошо, я записал, – внезапно смягчилсяАльхименко. – Гусев, Бороздин, Харламов, Лысаков и я. К пяти часам.

– Совершенно верно, – весело подтвердилКоротков. – Я пришлю кого-нибудь к пяти часам в бюро пропусков, чтобы васвстретили и проводили ко мне. Паспорта не забудьте.

Альхименко бросил взгляд на часы. Он уже опаздывал вминистерство, и заходить к Гусеву и Бороздину не было времени. Решительнооткрыв стол своей секретарши, он взял листок чистой бумаги и размашисто написаллежащим здесь же красным карандашом: «Гусева, Бороздина, Лысакова, Харламова на16.00 ко мне. Предупредите, чтобы на конец дня ничего не планировали».

5

Когда они, все пятеро, дружно вышли из машины и открылидверь в помещение бюро пропусков, их уже ждала невзрачная худенькаяблондиночка. Бороздин узнал ее, она приходила в Институт вместе с Коротковым.

– Здравствуйте, – приветливо поздороваласьона. – Я вас жду. Давайте ваши документы, сейчас вам оформят пропуска, и явас провожу.

Через несколько минут они поднимались следом за блондиночкойпо лестнице. Она привела их в просторный удобный кабинет с огромным рабочимстолом и длинным примыкавшим к нему столом для совещаний. Во главе всего этоговеликолепия восседал Коротков, сияя майорскими звездами на погонах. Он легко,даже стремительно поднялся, приветствуя гостей, радушно улыбнулся, предлагая имприсаживаться, а на девицу даже не посмотрел. Она молча примостилась в углу, вкресле, положила на колени большую плоскую папку и приготовилась что-тозаписывать.