Книга Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье - Дженни Нордберг

Однако Захра лишена большинства традиционных женских черт характера и не держит язык за зубами. Она жила как мальчик столько, сколько себя помнит, и не имеет никакого намерения меняться. Она даже не хочет становиться афганской женщиной. Они – граждане второго сорта, объясняет она мне, всегда принадлежат мужчинам и подчиняются им. Так с чего бы ей хотеть стать одной из их числа?

– Люди называют девушек плохими словами; они кричат на девушек на улицах, – говорит она. – Когда я это вижу, я не хочу быть девушкой. Когда я – парень, они со мной так не разговаривают.

Захра предпочла бы работать, самостоятельно себя содержать и принимать собственные решения, не переходя под опеку мужа из-под власти отца, как диктует женщинам афганская культура. Другие кабульские девушки-подростки говорят о похожих желаниях как о шутливой фантазии, поскольку вызов, брошенный родителям, – большая редкость в афганской среде. Но Захра совершенно серьезна, и обычный путь афганки для нее, по ее собственным словам, немыслим. Ей не нужна семья, не хочет она и заводить детей.

– На веки вечные я хочу быть парнем, парнем и только парнем, – говорит она.

В ее школе нет других бача пош, но она пришла к этому выводу самостоятельно, путем наблюдений за соседями и собственной семьей. В ее семье на 11 человек приходится три комнаты, и Захра спит в одной спальне с сестрами. Как и во многих афганских семьях, уединиться можно в лучшем случае в ванной комнате. Причем кто-нибудь из ее восьми сестер всегда стучит в дверь, требуя впустить, или просто стучит, пробегая мимо.

С разрешения родителей Захры, после того как у нее заканчиваются занятия в школе, мы с ней и моей переводчицей Сетарех начинаем обходить район Кабула, в котором живет Захра. У нее нарочито тяжеловесная походка, словно между ног у нее что-то есть. Высоко подняв напряженные плечи, зацепив большие пальцы за отвороты карманов, она шагает вперед широким, вразвалку шагом в своем любимом наряде, состоящем из клетчатой рубахи с капюшоном, которая на пару размеров ей велика, джинсов и шлепанцев. Она низко наклоняет голову, едва ли не упираясь подбородком в грудь, и поднимает глаза только в том случае, если кто-то окликнет ее по имени. Она знает, что ее сила – во внешнем виде, и ее походка успешно сигнализирует окружающим, что она – типичный мальчишка-подросток с непростым характером.

Благодаря этому маленькому маскараду Захра – воплощенная провокация и вызов порядку всего общества, в котором она живет.

Мода всегда была способом сообщать окружающим о своей классовой и гендерной принадлежности и уровне силы. В Афганистане пол и сила – это одно и то же. Брюки, стрижка, правильно подобранная походка – и девочка-подросток может получить все, чего ей не положено иметь. Как Талибан жестко контролировал внешний вид мужчин и женщин во время своего правления, когда женщины могли появляться в общественных местах только покрытыми с головы до ног, так и на протяжении всей человеческой истории те, кто хотел гарантировать сохранение патриархального порядка, применяли специфические правила, касающиеся одежды.

Английский король Иаков I запрещал{63} женщинам одеваться по-мужски в период своего правления в 1600-е годы, дабы женщины наверняка не получали никаких неположенных преимуществ.

Во Франции 1800-х был принят закон{64}, гласивший, что женщины не могут носить брюки; этот закон не был формально отменен вплоть до 2013 г.

Талибан открытым текстом запрещал женщинам носить мужскую одежду, а также одевать девочек как мальчиков, что может косвенным образом указывать на то, что в обществе имелось достаточно таких нарушений, как в случае Захры, и достаточно бача пош, раз талибы усматривали необходимость в запрете такой практики. Сегодня не существует официального закона, в котором присутствовало бы упоминание об одевании девочек как мальчиков.

Политика Талибана в области одежды теперь тоже дело прошлое, но дресс-коды для женщин, начиная с достижения ими половой зрелости и после, по-прежнему подчинены строгому общественному контролю, и в добровольных блюстителях порядка нет недостатка. Женщина должна четко сигнализировать о своем поле с помощью одежды, но есть текучие ограничения того, на сколько женщиной ей позволено быть.

Однажды, как только мы выходим за порог дома Захры, мимо нас проезжает подросток на велосипеде, облизывает губы и выкрикивает что-то на дари. Лицо Сетарех дергается от явного желания крикнуть ему в ответ, но вместо этого она сдерживается, опуская взгляд, как «хорошая девочка». Но Захра реагирует быстро. Первым делом она выкрикивает вслед велосипедисту пару ругательств. Затем поворачивается к Сетарех и многословно извиняется за поведение подростка. Обе они отказываются переводить оскорбление, но вскоре истина просачивается наружу: оскорбительная фраза имела смысл «я вижу очертания твоего тела», после чего следовало умозаключение о том, к какому типу женщин, вероятно, относится Сетарех. Никакие женские формы не должны быть заметны, когда женщина двигается, и темно-зеленые свободные брюки, туника и платок в пенджабском стиле покрывают все, кроме лица и кистей рук Сетарех. Но ее туника скроена с малюсеньким намеком на талию посередине, и весь ансамбль, не такой уж необычный для современной кабульской женщины в возрасте между двадцатью и тридцатью, менее консервативен, чем глухой черный покров. Кроме того, в глазах велосипедиста Сетарех – одинокая женщина в компании иностранки и молодого парня: иными словами, в подозрительной и, возможно, неподобающей компании.

Я окидываю взглядом свои широкие черные брюки и черный тренч длиной по колено.

– А кто же тогда я? Разве я – не еще одна женщина?

И Захра, и Сетарех смотрят на меня.

– Вы, – единогласно отвечают они, – всего лишь иностранка. До вас никому нет дела. Достают только афганок. Даже маленькие мальчики похожи на полицию нравов и уже умеют втолковывать женщинам, что им следует носить.

Будучи иностранкой и немусульманкой, я по определению принадлежу к другому биологическому виду. Следовательно, я в некотором смысле беспола – что в данных обстоятельствах, возможно, и к лучшему. Но то, что на мне надето, все равно имеет значение, и я со знанием дела одеваюсь так, чтобы привлекать к себе минимум внимания. За несколько дней до этого уличного происшествия Сетарех в знак хорошего отношения занялась созданием моего нового облика. Понаблюдав за мной во время наших разнообразных походов по Кабулу, она, наконец, решила поделиться комментарием. Моя одежда была недостаточно свободной, или недостаточно широкой, или недостаточно темной. Рукава – чуточку коротковаты и демонстрируют намек на запястье, а тонкая ткань моей туники склонна липнуть к бедрам при ходьбе. Да еще босые ноги в сандалиях! Все пялились на мои бледные ступни.