Книга Я и мои гормоны - Пол Винсент

– И вы еще утверждаете, что это мы глупые, потому что смотрим на луну!

Внезапно подруги потеряли терпение:

– Так, ты пришел поговорить про секс, – по-деловому сказал Эстрогена.

– Ага.

– Скорее всего, тебе следует пообщаться на эту тему с Феромоной.

Феромон был ошеломлен:

– Разве она существует?

– Конечно.

– Но почему мы никогда с ней не виделись?

– Потому что тело выпускает Феромону только тогда, когда нам кто-то нравится. – Гормонши выдержали паузу, чтобы до Феромона дошел смысл сказанного.

– А-а, – только и нашелся, что сказать он.

– Ваш Билл уродив, как свинья, – объяснила Эстрогена.

– И он кошмарный любовник! – добавила Прогестерона.

– Что ж, – сказал Феромон с вызовом, после некоторой заминки. – Тогда нам незачем говорить с Феромоной.

– Нет… Подожди!

Гормоны собрались вокруг Феромона, чтобы услышать новости.

– Ты спросил у них? – первым поинтересовался Гистамин.

– Конечно, хотя мне показалось, что они не очень были расположены к беседе. Сначала они ловко уходили от ответов, и я даже подумал, что это недобрый знак. Кстати, а вы знали, что они решают, как поступить с Эвелин, по луне?

– Ничего подобного, – возразил Гистамин со всем неуважением, на какое был только способен.

– Говорят вам, – продолжал Феромон чуть громче, опасаясь показаться неуверенным, – они весь месячный цикл проверяют по фазам луны.

– Что еще за месячный цикл?

– Заткнись, Тестостерон.

– А что происходит, когда на небе тучи? – задал справедливый вопрос Адреналин.

– Тогда происходит сбой цикла, ведь они не видят луны, понимаешь?

– А-а, – удивился Адреналин.

– Когда Эстрогена и Прогестерона рассказывали мне о месячных, мне показалось, что в их голосе слышалась ностальгия. Я думаю, что этот ребенок будет единственным.

– Хорошо, хорошо, но как у него с сексом? – снова спросил Гистамин.

– Эх, – ответил Феромон, – я так и не добился от них однозначного ответа. Не знаю, что и сказать вам.

– Но все-таки?

– Определенно, он увлекает.

– Увлекает – это хорошо, – обрадовался Адреналин.

– И потом они сказали, что он результативный.

Гормоны не знали, как это понимать. Первым положительную версию решился высказать Серотонин:

– Это хорошо. Неужели есть хоть одна область человеческой деятельности, где результативность была бы нежелательной?

– Секс, – ответил Гистамин.

– Если не считать этого, – сказал Тестостерон, – я уверен, что Серотонин прав.

– Ладно, – продолжал Феромон, – если перейти к вопросам стиля и техническим деталям, то, судя по всему, во время акта Билл пускает слишком много слюней и шепелявит.

– Что? Ей не нравится, как он пускает слюни?

– Нет, и, кроме того, он стонет.

– Стоны – это хорошо. Определенно хорошо, – сказал Адреналин. – Так он выражает свои эмоции! Или это еще одна причина, почему он ей не нравится?

– Что еще скажешь.

– Скорее всего, посвистывание ей также не по душе. В особенности когда оно ритмичное.

– Но Эвелин нравится заниматься сексом, – сказал Серотонин, – почти так же, как вышивать или смотреть телевизор.

– Она веселится…

– Строит рожицы.

Но гормоны были подавлены.

– В любом случае, – продолжал Феромон, – они признают, что Билл всегда прилагает столько усилий, что было бы нечестно не проявить к нему хотя бы немного внимания. И он всегда делает все очень быстро, не причиняя ей особенных неудобств.

– Что ж, – вновь влез Серотонин, – по крайней мере, хотя бы мать любит его.

– В действительности… – начал было Гистамин.

– Что? – спросил Серотонин.

– Да так, ничего.

После этого совершенно неожиданно Гистамин закричал. Адреналин, которому показалось, что даже он не может так громко вопить, разрывайся между искренним восхищением и опасением за то, что у него, по-видимому, также есть повод паниковать. Гормоны терпеливо ждали, пока у Гистамина закончится запас воздуха.

– Я чувствовал, что здесь что-то не то, – сказал Гистамин. – Я так и знал…

– Ты о чем? – спросил Адреналин.

– Кейли! Это все она!

– Точно. Ей нравится Билл, а это явная аномалия.

– Нет. Кейли замужем.

Гормоны не знали, было ли это все, или последует продолжение.

– Билл тоже женат, – справедливо заметил Тестостерон.

– Да, но мы знаем об этом, – ответил Гистамин. – Я хочу сказать…

– Как ты узнал, что она замужем? – спросил Феромон. – Ее квартира выглядела вполне по-бабски. Я не видел там ничего, что напоминало бы о мужчине.

– Кроме его фотографии.

– Это может быть ее брат. Да кто угодно!

– А я не видел никакой фотографии, – признался Тестостерон.

– И я, – сказал Феромон. – Когда мы были в ее гостиной, все порядочно нервничали, и Билл разглядывал все эти безделушки и прочую дребедень. Уверен, мы заметили бы. Почему ты раньше об этом не сказал?

– В этом-то все и дело, – продолжал Гистамин. – Фотографии не было в гостиной. Она появилась утром, когда мы проснулись в постели Кейли. Это была фотография мужчины примерно ее возраста, которая стояла на тумбочке. Кто будет держать портрет брата у кровати?

– Довольно глупо помещать чьи-либо фотографии у кровати, – заметил Феромон.

– Что ж, у нас уже есть заметки о ее вкусе и стиле, – сказал Гистамин, размышляя. – Знаете, если бы я был человеком, то стал бы вести в журнале кулинарную рубрику.

Гормоны были озадачены таким поворотом его мыслей.

– Похоже, ты стареешь, дружище, – сказал Феромон напоследок.

Глава 14

В конторе было не продохнуть: в буквальном смысле – от строительной пыли, поднявшейся до третьего этажа, в переносном – из-за нервозной обстановки. Радовало только то, что наконец прекратился этот ужасный шум.

– Откуда берется столько пыли, если они ничего не делают? – спросил Билл, ни к кому не обращаясь.

Ответа не последовало.

– Вы слышали об их последней затее? Нас реорганизуют таким образом, что каждый отдел будет иметь собственный номинальный бюджет, и нам придется покупать услуги других подразделений, – Билл взглянул в свои записи, – а сами мы будем выставлять счета партнерам – также для номинальной оплаты…