Книга Варшава - Владимир Козлов

– Сейчас увидишь.

Она расстегивает сумку, роется, достает бутылку «Амаретто».

– Ну что, продолжим?

– Ты хочешь прямо сейчас?

– А хули?

Алла откручивает пробку.

Поднимаемся по лестнице кирпичной пятиэтажки. Алла уже на третьем, а я только на втором. Она перевешивается через перила, кричит:

– Ну что, скоро ты?

– Скоро.

– Сам дотащишь или помочь?

– Дотащу.

Алла открывает квартиру на пятом этаже.

– Проходи сразу в комнату – прихожая такая, что не развернуться. И можешь не разбуваться, у меня такой срач.

Комната завалена товаром на Польшу: шмотки, посуда, скрученные коврики. На диване – две больших куклы «Андрюша».

Я ставлю сумки на пол. Алла обнимает меня сзади. Я поворачиваюсь, мы целуемся. Она расстегивает мне куртку, задирает свитер. Мы садимся на диван, я нащупываю ее грудь. Другой рукой отодвигаю кукол, спрашиваю:

– Может, убрать их на фиг?

– Не надо. Они нам не помешают. – Алла хохочет.

Передаю Алле бутылку «Амаретто», откидываюсь на спинку дивана. Алла отпивает, затягивается сигаретой, сбивает пепел в салатницу из нового столового сервиза.

– Достала меня эта Польша – восьмой раз уже съездила. Надо что-то другое придумать.

– А какая у тебя профессия?

– Считай, что никакой по нашим временам – воспитательница в детском саду.

На полу, в хлопьях пыли, валяется завязанный на узел презерватив с пузырящейся спермой.

– Не, про работу я и не говорю. Сейчас не такое время, чтобы работать. У меня девчонка знакомая в Турцию ездит – раньше вместе в Польшу мотались. Говорит – в Турции в сто раз лучше. Товар с собой не надо тащить, только оттуда. Едешь культурно – автобус «Неоплан», с видиком, кондишеном. Закупились – и назад, а шмотки – на «Динамо».

– И что, хорошо зарабатывает?

– Считай сам. Поездка стоит сто долларов, ну и с собой надо еще хотя бы триста, чтоб закупиться по-человечески. Здесь скидываешь в два раза. Значит, двести баксов чистыми за поездку.

Я встаю с дивана, надеваю трусы и штаны, открываю балконную дверь, выхожу. На балконе – тоже товар: заляпанные грязью мячи, скакалки, пластмассовые ведра. Я смотрю на пятиэтажки, на двор с качелями и газовыми баллонами. На дереве щебечут птицы.

– Закрывай дверь, – кричит Алла. – Холодно.

Возвращаюсь в комнату. Алла натянула черную майку «Chanel», жмет на кнопки калькулятора, что-то записывает на бумажке.

– Ну я, наверно, пойду.

– Окэй. А допивать будем? – Она протягивает мне бутылку.

* * *

Захожу в квартиру. Дверь на кухню закрыта. Воняет чем-то непонятным.

Я бросаю сумки на пол.

Хозяйка выглядывает из кухни, трясет пальцем, шепчет:

– Тиха ты, тиха. Я самагонку ганю – никому не открываю. Хочаш палядеть? Хади сюда.

На кухне на небольшом огне греется ведро. Сверху к нему приделан перевернутый чугун. От ведра идет изогнутая трубка, на конце висит нитка. По нитке в подставленную литровую банку стекает самогон.

– Удалась у этот раз, – говорит хозяйка. – Во, паляди.

Она отрывает кусок газеты, макает в банку, поджигает. Газета горит, пламя – синеватое, неяркое.

– Будуть званить у двер – не аткрывай. Никто не ведае, што я ганю, тольки этат прыдурак с пятага. – Она показывает пальцем в потолок. – Но ён никому не скажа, а то яму тады жонка пиздюлей дасть. – Хозяйка хохочет. – А где ты быу стольки доуга? Дамой ездиу?

– Ага.

– Каникулы были?

– Да.

– А мне чаго не сказау? Я думаю – быу хлопец и няма хлопца, можа случылась што… Самагонки хочаш папробавать?

– Нет.

– Я и забыла, што ты ня пьёш. И я ня пью. Видиш, какия мы с табой – два сапага пара. – Она подмигивает мне.

* * *

Тетка с бусами спрашивает:

– Что, понравилось прошлый раз?

– Так, более или менее.

– Я была в Польше в восемьдесят пятом году – еще до всей этой торговли. В Варшаве, Кракове, Лодзи. Очень красивые города, средневековая архитектура, костелы… Жалко, что сейчас это никому не надо, одна только торговля на уме. Дожили, что называется. Прибалтика стала заграницей, теперь чтобы готику посмотреть, надо в Германию ехать… – Она листает мой паспорт. – Разрешительная запись будет готова, скорее всего, в пятницу. Там праздники будут… Значит, могу записать на пятое. Автобусная поездка, через Брест. Старшая группы – Лебедевич, очень хорошая женщина, бывшая завуч школы…

– Нормально, пишите.

– С вас десять долларов и десять тысяч белорусских.

Я кладу на стол две потертые зеленые пятерки и десять «зубров».

– Автобус – в восемь вечера от центрального автовокзала.

– А где он там будет стоять?

– Точно не знаю… Ну, сами увидите – все ж будут с товаром на Польшу.

– Хорошо, спасибо. До свидания.

– До свидания.

Выхожу на улицу. Тепло. На бледном небе – неяркое солнце. По рельсам катится трамвай.

Две девушки в коротких юбках и расстегнутых куртках переходят дорогу. Одна ест растаявшее мороженое, капля падают на куртку. Она отдает мороженое подруге, достает из кармана носовой платок.

* * *

Наш «ЛАЗ» стоит на таможне в Бресте. Впереди в очереди – десяток автобусов, сзади – еще столько же. Справа – очередь легковых. Народ из нашей группы курит у автобуса. Старшая, полная тетка под сорок, держит в одной руке книгу – Бенцони «Марианна», – в другой – сигарету. Она затягивается, перелистывает страницу.

Я сижу в автобусе, рассматриваю машины в очереди. Почти все легковые загружены коробками и баулами. У серого «мерса» с польскими номерами курит дядька в зеленой майке.

Андрей, сосед по сиденью, роется в рюкзаке, достает кассету.

– Пойду попрошу водил, чтобы поставили.

Он протискивается мимо меня, идет по проходу. На нем – черная майка, красные спортивные трусы и шлепанцы.

Водитель включает кассету. Начинается длинное клавишное вступление. Андрей возвращается. Я спрашиваю:

– Что это?

– «Пинк флойд». Что, ни разу не слышал?

– Не-а. Я такое не слушаю.

– А что ты слушаешь?

– «Металл», в основном, и русский рок.

– Зря, зря. «Пинк флойд» – классика рока. Я на этой музыке вырос. Хотя, конечно, не заставляю… Слушай, тут такое дело. Ты много с собой денег везешь?