Книга Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я из села Гуляйполе, Александровского уезда Екатеринославской губернии.
— О-о, самый юг России. Прекрасно. Скажите, пожалуйста, как там крестьяне восприняли наш лозунг «Вся власть Советам!»?
— Крестьяне поняли его так, что вся власть на местах должна осуществляться в согласии с их волей, что они сами должны её выбирать из своих рядов.
— Вы считаете, что такое понимание нашего лозунга правильное?
— Да, — твёрдо отвечал Нестор.
— В таком случае крестьянство ваших местностей заражено анархизмом.
— А разве это плохо?
— Я не хочу этого сказать. Наоборот, такое понимание ускоряет победу коммунизма над капитализмом и властью буржуазии.
— Мне это лестно слышать, — улыбнулся Махно.
— Нет, нет, я серьёзно утверждаю, что такое понимание крестьянством нашего лозунга ускорило бы победу коммунизма над капитализмом. Но я только думаю, что такое явление в крестьянстве неестественно.
— Почему, товарищ Ленин?
— Потому что оно занесено в их среду анархистами пропагандистами и может быть скоро изжито. Я даже полагаю, что сейчас под ударами контрреволюции оно уже изжито.
— Простите, товарищ Ленин, но вождю революции нельзя быть таким пессимистом и скептиком.
Тут вмешался Свердлов:
— Так, по-вашему, нужно развивать это анархистское явление в жизни крестьянства?
Махно повернулся к нему:
— Выходит, ваша партия развивать его не будет?
— А во имя чего его нужно развивать? — напористо спросил Ленин. — Во имя того, чтобы раздробить революционные силы пролетариата. Так? Чтобы открыть путь контрреволюции и своей рукой повести пролетариат на эшафот?
Махно помрачнел и ответил сердито:
— Анархизм и анархисты никогда к контрреволюции не стремятся и не ведут к ней пролетариат.
— А разве я это сказал? — спросил Ленин. — Я имел в виду, что анархисты, не имея своей организации широкого масштаба, не могут поднять пролетариат и беднейшее крестьянство на защиту завоеваний нашей революции, на защиту того, что нам всем дорого.
— Вы меня обижаете, товарищ Ленин. В нашей волости именно анархисты защищали завоевания революции, противостояли Центральной Раде и пытались остановить наступление немцев. Другое дело, что не смогли в силу своей военной слабости, но пытались же.
— Насколько мне известно, там сражались и наши красногвардейские отряды с большим революционным мужеством.
— Ах, товарищ Ленин, я участник разоружения казачьих эшелонов, следовавших с противогерманского фронта в 17-м и начале 18-го года, и хорошо знаком с «мужеством» ваших красногвардейцев и особенно их командиров. Мне кажется, вы, имея о нём сведения из третьестепенных рук, преувеличиваете это самое «революционное мужество».
— Как так? Вы его не признаете?
— Признаю, но не таким великим, как вы его себе представляете. А скорее бледным, простите, и ничтожным.
— Вот как? А чем же объясняете?
— Тем, что красногвардейские формирования производились наспех, почти без боевой учёбы. И главное, я уже говорил товарищу Свердлову, что воевали-то они в основном по железным дорогам, не рискуя отходить от них более чем на 10 вёрст. Что ж это за война, когда нет ни фронта, ни тыла, на который можно опереться. О каком союзе с крестьянством можно говорить? Когда в большинстве деревень красногвардейцев не видели, а если и видели, то, извините, в качестве мародёров и грабителей.
— Даже так? — помрачнел Ленин.
— Что же делали революционные пропагандисты по деревням?
— Они были редки и крайне беспомощны. Зато контрреволюционных пропагандистов там хоть пруд пруди. Товарищ Ленин, время требует решительных действий всех революционеров во всех областях жизни и деятельности. Не учитывать это, особенно у нас на Украине, значит, дать возможность контрреволюции, гетманщине укреплять свою власть. Это грозит революционной России потерей Украины.
Краем зрения Нестор заметил, что Свердлов улыбается. «Чего это он? Наверно, рад, что такого информатора вождю приволок».
Ленин, наоборот, сцепив пальцы рук и наклонив голову, думал. Затем выпрямился, сказал Нестору:
— Обо всём, что вы мне здесь осветили, товарищ Махно, приходится сожалеть, — и повернулся к Свердлову: — Реорганизуя красногвардейские отряды в Красную Армию, Яков Михайлович, мы идём по верному пути, к окончательной победе пролетариата над буржуазией.
— Да, да, — согласился Свердлов.
— Чем вы думаете заняться в Москве? — спросил Ленин Махно.
— Я здесь долго не задержусь. Согласно решению нашей повстанческой конференции в Таганроге, я должен быть к первым числам июля на Украине.
— Нелегально?
— Да.
Ленин опять повернулся к Свердлову:
— Анархисты всегда самоотверженны, идут на всякие жертвы, но близорукие фанатики, пропускают настоящее для отдалённого будущего... Пожалуйста, товарищ Махно, не принимайте это на свой счёт. Вы, я вижу, человек реальной кипучей злобы дня. На вас можно положиться. Если бы таких анархистов-коммунистов была бы хотя одна треть в России, то мы, коммунисты, готовы были бы идти с ними на известных условиях и совместно работать.
Махно, задетый за живое, ринулся на защиту анархизма:
— Э-э, нет, товарищ Ленин. Анархисты-коммунисты все дорожат революцией и её достижениями, а это свидетельствует, что они с этой стороны все одинаковы...
Ленин засмеялся:
— Ну этого вы нам не говорите. Мы знаем анархистов не хуже вас. Большинство из них если и ничего, то, во всяком случае, мало думают о настоящем. Это и разделяет нас, коммунистов, с ними.
Ленин встал, прошёлся по кабинету взад-вперёд и отчеканил твёрдо, как урок:
— Да, да, анархисты сильны мыслями о будущем, но в силу своей бессодержательной фанатичности реально не имеют с этим будущим связи...
Свердлов с усмешкой обратился к Махно:
— Вы это отрицать не можете. Замечания Владимира Ильича верны.
— А разве анархисты когда-либо сознавали свою беспочвенность в жизни? — продолжал Ленин. — Они об этом никогда не думают.
Видимо, желая изменить тему разговора, Ленин спросил повторно:
— Итак, вы желаете перебраться на Украину?
— Да.
— Желаете воспользоваться моим содействием?
— Очень бы хотелось, товарищ Ленин.
— Яков Михайлович, кто у нас в бюро по переправке людей на юг?
— Товарищ Карпенко или Затонский. Надо уточнить.
— Сейчас же позвоните и узнайте.
Свердлов пошёл к телефону, Ленин обернулся к Нестору: