Книга Когда мы встретимся - Ребекка Стед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
37. Я смотрела и смотрела на нее, не в силах оторвать взгляд. Это была черная туфля с двухдюймовой платформой, прибитой к подметке. Туфля Ричарда.
38. Все закружилось у меня перед глазами, и земля стала уходить из-под ног. Я закрыла глаза и прислонила голову к холодному металлу почтового ящика. Когда я снова открыла глаза, прямо перед ними оказались четыре слова, процарапанные одно над другим на голубой краске, которой был покрашен ящик:
КНИГА
ПАКЕТ
КАРМАН
ТУФЛЯ
39. Книга. Пакет. Карман. Туфля. Я перечитывала эти слова снова и снова. А потом мозг стал показывать мне картинки. Я увидела библиотечную книгу, из которой торчала первая записка. Увидела высокий бумажный пакет с булочками, где была спрятана вторая. Я увидела третью записку — как я вынимаю ее из кармана куртки вместе с грязными носовыми платками, оставшимися там с прошлой зимы. Затем мозг направил мой взгляд на туфлю. Туфлю, которая была похищена из нашего шкафа.
40. Я нагнулась, подняла туфлю и медленно перевернула. Внутри был крошечный квадратик жесткой бумаги, точно такой же, как остальные три:
Это ты и должна рассказать мне в письме. Это — и все, что к этому привело.
Пожалуйста, отдай мне письмо сама.
Где меня найти, ты знаешь.
Прости за краткость. Путь очень труден; я ничего не могу взять с собой, а во рту можно удержать лишь маленький клочок бумаги.
41. Я услышала, как вскрикнул Сэл, и подняла голову. Водитель грузовика стоял над ним на коленях, повторяя: «Слава Богу, слава Богу, слава Богу; это чудо, чудо!»
42. На другой стороне дороги я увидела Маркуса, который все еще сидел сгорбившись на кромке тротуара и рыдал, сотрясаясь всем телом. За ним стояли, замерев, мальчишки из гаража, безмолвные и неподвижные, как на фотографии.
43. Сэл не погиб. Человек, который смеется, спас его жизнь.
44. Ты спас жизнь Сэла.
45. Человек, который смеется, — это ты.
46. Та куча чего-то ужасного — это ты.
47. Ты погиб.
В тот вечер мама поехала в больницу с Луизой, чтоб ее поддержать, а я была дома с Ричардом. У Сэла оказались сломаны три ребра и рука, и его оставили на ночь в больнице.
Ричард заказал пиццу.
— Хочешь поговорить? — спросил он.
— Не очень, — ответила я. — Может, потом.
Он кивнул:
— Тогда скажешь.
После ужина я закрылась в своей комнате и уселась на кровати, разложив перед собой твои записки. «Думай! — понукал меня мозг. — Думай, думай, думай!» Я достала свои веревочки и принялась вязать узлы, пытаясь выстроить все по порядку, с самого начала.
Путь очень труден. Когда мы встретимся, это буду уже не я.
Путь очень труден, и я прошу тебя обо всем заранее, пока мой рассудок еще не помутился.
И наконец самое странное:
Путь очень труден; я ничего не могу взять с собой, а во рту можно удержать лишь маленький клочок бумаги.
Я потрогала записки пальцем. Крошечные и ломкие. Ты нес их во рту?!
Путь очень труден.
Настолько труден, что путник сходит с ума и превращается в городского сумасшедшего? Что же за путешествие такое? И кто по доброй воле в него отправится?
«А главное — зачем? — не отставал мозг. — Зачем, зачем, зачем?!»
Чтобы спасти Сэла. Вот зачем ты торчал на углу столько дней. Вот зачем ты лягал и пинал воздух рядом с мчащимися машинами. Ты тренировался. Чтобы спасти Сэла. Потому что ты знал. Знал заранее.
Путешествия во времени возможны, сказал Маркус. Теоретически.
Я должен спасти жизнь твоего друга и свою собственную.
«Что ж, — сказала я вслух, — ты спас жизнь Сэла. Но второй цели ты не достиг».
Ричард постучал в дверь, и я подскочила.
— Извини, — сказал он, заглядывая, — я не хотел тебя пугать. Просто подумал: может, ты хочешь винограда?
Оказалось, что он сходил и купил мне виноград. И мы с ним перед телевизором умяли гигантскую миску самого идеального в мире ярко-зеленого винограда. Куплен он был точно не у Белл.
Было приятно просто сидеть и вместе пялиться в телевизор. Мозг унялся и перестал изводить меня вопросами. Я видела, что Ричард время от времени посматривает на меня, но и он не задал ни одного вопроса. И это тоже было приятно.
Когда я задремала на тахте, Ричард выключил телевизор и отправил меня спать. Но когда вокруг все стало тихо, я уже не смогла уснуть. В голове вертелись твои слова:
Пожалуйста, отдай мне письмо сама. Где меня найти, ты знаешь.
Луиза однажды сказала мне, что одиноких стариков, у которых никого и ничего нет, хоронят на острове, где-то к северу от Манхэттена. Скоро, поняла я, ты окажешься там.
Я никак не могла уснуть и к тому же начала замерзать, но тут дверь приоткрылась, вошла мама и села на край кровати.
— У Сэла все будет в порядке, — прошептала она и обняла меня одной рукой. — У него взяли все анализы. Утром, наверное, отпустят домой.
Я ничего не ответила. Я боялась, что если открою рот, то наговорю слишком много — расскажу про записки, про туфли Ричарда, про двухдолларовые купюры, про всё. И я подумала, что если я это ей расскажу, то может случиться так, что с Сэлом уже не будет все в порядке. Поэтому я просто прижалась к ее руке и не отпускала, и мама так и сидела, пока я не уснула.
На следующий вечер после ужина мы с мамой пошли навестить Сэла и Луизу. Очень странное чувство — вдруг оказаться в очень хорошо знакомом месте, где давно не был; все равно что впервые за несколько месяцев посмотреть на себя в зеркало.
Сэл сидел в кровати. Его правая рука была в гипсе. Моя мама его обняла, очень осторожно, и пошла на кухню болтать с Луизой. Слева от кровати Луиза поставила столик, чтобы Сэлу было удобно брать здоровой рукой спортивные журналы и всякое другое, например леденцы «Тутси Попс»…
— Вот это да! — сказала я. — «Тутси Попс»! Что это нашло на твою маму, я ее просто не узнаю!
Он улыбнулся, наконец-то глядя мне прямо в глаза.